Оглавление
Глава 1. Лосик 4
Глава 2. Верблюд 9
Глава 3. Как познакомились Верблюд и Лосик 14
Глава 4. Строительство корабля 19
Глава 5. Капитан Волк 24
Глава 6. Самое главное 32
Глава 7. Первые приключения 37
Глава 8. Ловушка 47
Глава 9. Отлив 55
Глава 10. Бизон 63
Глава 11. Пираты 75
Глава 12. Избавление 85
Глава 13. Саргассово море 95
Глава 14. Летучий голландец 105
Глава 15. Неизведанный остров 117
Глава 16. Туземцы 125
Глава 17. Высший примат 139
Глава 18. Новый член экипажа 146
Глава 19. Спасение Изольды 154
Глава 20. Фрау Зихель 168
Глава 21. Заячьи проделки 179
Глава 22. Похолодание 189
Глава 23. Кораблекрушение 196
Глава 24. Трудные времена 204
Глава 25. В берлоге 214
Глава 26. Горячее чаепитие 222
Глава 27. Полярные трюфели 232
Глава 28. Прощание 241
Послесловие 249
В книге использованы иллюстрации художника А.И. Волосенко, Украина;
Дизайн страниц книги разработан Мари К. ван дер Лек, Нидерланды.
Заказать книгу можно здесь:
Глава 1. Лосик
Лосик жил в доме всегда. Миша не помнил, как и откуда он появился. Сам Лосик говорил, что пришел с Севера.
– А где это, Север? – спрашивал маленький Миша.
– Север – там! – отвечал Лосик и показывал лапой назад, так что север всегда оказывался у него за спиной.
У Лосика были длинные мягкие рожки. Сам Лосик называл их «рóги». Миша объяснял ему, что надо говорить не «рóги», а «рогá», но Лосик отвечал, что у других зверей это могут быть и рога, а у него «рóги». На ногах у него росли мягкие копытца. Вообще-то у лосей четыре копыта, но у Лосика их было только два, поэтому он ходил на задних ногах. А сверху у него были короткие лапы, которыми он еле-еле мог охватить свой животик. И еще у него была большая морда с носом на конце. Лосик очень любил нюхать все вокруг своим носом.
Цвета Лосик был белого. Особенно в молодые годы. Со временем он немного посерел, но все равно постоянно говорил о себе: «Я – Лосик, я маленький и беленький». Хотя совсем маленьким он тоже не был, вместе с «рóгами» он доставал Мише до носа.
Лосик носил голубую курточку с капюшоном, которая еле доходила ему до середины живота. Курточка была украшена белым мехом, и Лосик ею очень дорожил. Он почти никогда ее не снимал, только тогда, когда шел купаться. А купаться Лосик не любил. Он боялся намокнуть и не высохнуть. Поэтому,
купался он только один раз в месяц, да и то не залезал в воду целиком, а растирался мягкой белой губкой с детским шампунем. А потом целый день сох на батарее, закутанный в чистое махровое полотенце.
Вообще-то Лосик был хороший, но очень мнительный. Он боялся простудиться и заболеть. Как только на улице начинался дождь, Лосик залезал под одеяло и говорил, что гулять не пойдет, поскольку может застудить «рóги» и промочить копыта. Миша к этому уже привык и никогда не приглашал Лосика гулять в дождь.
Миша и Лосик очень дружили и никогда не ссорились. Ну, очень редко. Если же Лосик обижался на Мишу, то надувал щеки, залезал на диван и прятался под пледом вместе с рогами. Миша сразу же шел к нему извиняться и говорил: «Лосик, прости меня, пожалуйста!» А Лосик высовывал морду из-под пледа, выпячивал нижнюю губу и ворчал: «Вот, обидели меня, маленького, беленького! И, вообще, я не Лосик, а Федор Оленьевич».
Это у него полное имя было такое. Но Лосик им почти не пользовался. То есть, оно было про запас, на случай, если кто-нибудь его обидит. Или наоборот, если ему захочется поважничать. Откуда взялось это имя – Миша не знал. А Лосик тоже не мог объяснить как следует и говорил: «Ну, зовут меня так, вот!»
Ел Лосик только ягель. То есть, он ел всё – и овощи, и фрукты, но называл их всех ягелем. Например, яблоки были «яблочным ягелем», морковка – «морковным ягелем». А завидев на столе,
например, дыню, он кричал: «Это ягель, дынный ягель!» Потом он добавлял: «Ягель ест только Лосик, поэтому это – мне!» Но Лосик не был жадным, он всегда делился с Мишей кусочком «ягеля», а иногда давал ему даже два или три кусочка.
Миша удивлялся, почему Лосик звал любую еду ягелем. Ведь он же не был северным оленем. Лосик, вроде, был лосиком. И рога у него были почти как у настоящего лося.
Однажды Миша решил выведать у Лосика, что он делал до того, как попал в дом. Вечером, когда Миша уже принял ванную и почистил зубы, Лосик, как обычно, пришел к нему постель.
– Лосик, Лосик, расскажи мне какую-нибудь сказку, – попросил Миша.
– Я не знаю никаких сказок, – сказал Лосик
– Ну, расскажи мне что-нибудь про себя! – предложил Миша. – Что ты делал до того, как попал к нам?
– Я кочевал, – коротко ответил Лосик.
– А где ты кочевал?– спросил Миша.
– Там, на Севере, – Лосик показал лапой назад, на стенной шкаф.
– А там, на Севере, что там было вокруг? – не отставал Миша
– На Севере там была тундра,– сказал Лосик и уточнил, – я кочевал в тундре!
– А что ты там делал? – поинтересовался Миша.
– Я добывал ягель, – объяснил Лосик.
– А как ты его добывал? – спросил Миша.
– Я копал копытом снег, разгребал его, а потом кушал ягель из
под снега.
– А ты там кочевал один?
– Нет, – сказал Лосик, – я кочевал в стаде.
– В стаде лосей?
– Нет, в стаде северных оленей.
– А ты тогда был Лосиком?
– Нет, – ответил Лосик, – тогда я был северным оленем.
– Лосик, – удивился Миша, – а как ты превратился из северного оленя в лосика?
– Никак я не превращался, – сказал Лосик, – я просто вырос и стал Лосиком.
– А потом ты еще в кого-нибудь превратишься? – немного подумав, спросил Миша.
Лосик помолчал.
– Нет, – ответил он, – наверное, не превращусь.
Миша задумался.
Он думал о том, может ли всамделишное животное превратиться в другое животное. Он думал, что будет, если Лосик вырастет еще и станет не лосиком, а слоном. Какого он будет размера, и куда его можно будет поселить? И еще он представлял себе, как Лосик роет своим мягким копытом жесткую ледяную корку, чтобы добыть ягель, что Лосик бродит по тундре в полярную ночь и не боится застудить свои «рóги». И еще он решил подумать, кто были у Лосика мама и папа? Но подумать он не успел, потому что заснул.
Глава 2. Верблюд
В день перед самым Новым годом в доме появился верблюд. Он сидел на полу под елкой и внимательно оглядывал комнату маленькими глазками из-под кудрявых бровей. На голове у него красовалась небольшая вязаная шапочка, из-под которой выбивались клоки рыжих волос.
Миша вошел в комнату. Тут было темно, только горела гирлянда на елке, да светилась звезда на ее макушке.
– Мама, папа! – закричал Миша. – Бегите скорее, посмотрите, что мне Дед Мороз принес!
Но мама и папа не спешили бежать в комнату. Зато заговорил верблюд. Он немного гнусавил и говорил слегка нараспев, как будто заучивая слова наизусть.
– Во-первых, молодой человек, не «что», а «кого». Во-вторых, Ваше предположение о Деде Морозе позвольте оставить без комментариев. Теперь же позвольте представиться: Верблюд, Дромадер, что означает «одногорбый верблюд». Вы можете называть меня Дромадером.
Миша выпучил глаза и открыл рот. Он почти ничего не понял из того, что сказал ему Верблюд.
– Тебя зовут Драма… как? – спросил Миша.
– М-да, – ответил Верблюд, – вижу, что Вы, молодой человек, пока не готовы воспринимать сложные лексические построения. Поэтому вынужден повторить, что меня зовут Верблюд Дромадер.
– Верблюд, – сказал Миша, – я не совсем понял твои слова. Можно я буду звать тебя просто «Дрëма»?
Верблюд сложил перед собой все четыре копыта, положил голову сверху и задумался.
– С одной стороны, – начал Верблюд, – обращение «Дрëма» звучит несколько фамильярно. С другой стороны, если хочешь остаться в доме и заслужить положительную репутацию, не стоит привередничать. Поэтому, молодой человек, я не возражаю, чтобы Вы называли меня «Дрëмой».
Миша стал кое-что понимать из того, что говорил Верблюд.
– А я – Миша! – сказал Миша. – Пожалуйста, называй меня Мишей.
– Очень приятно, Миша, – ответил Дрëма, – однако, позвольте заметить, что употребление имени в краткой форме не слишком удобно при обращении на «Вы».
– А ты зови меня на «ты», – сказал Миша, – я еще не взрослый.
– Хорошо, – проговорил Верблюд, – я буду обращаться к тебе на «ты». Хотя подобное обращение предполагает наличие дружеских связей между сторонами.
– А мы уже почти друзья, – сказал Миша, – у нас в доме все друзья. Давай с тобой дружить!
Верблюд немного задумался.
– Хотя данное предложение может показаться преждевременным, оно все же весьма лестно для одинокого верблюда. Поэтому, – Верблюд поднял голову на Мишу, – я с радостью его принимаю. И позволь мне в ознаменование начала нашей дружбы называть тебя «мой юный друг»!
– Ну, зови, если тебе нравится, – сказал Миша, – я не против.
Миша взял Верблюда на руки и посадил его на диван.
– Дрëма, дорогой, – сказал Миша, – а почему ты так странно говоришь?
– В чем ты находишь странность моей речи, мой юный друг? – спросил Верблюд.
– Ну, ты говоришь как-то очень сложно. Не мог бы ты говорить попроще?
Верблюд опять задумался.
– Я постараюсь, – коротко ответил он, – но я не могу обещать.
Мише хотелось узнать как можно больше о своем новом знакомом.
– Откуда ты приехал, Дрëма? – спросил Миша.
– Я приехал из Африки, из пустыни.
– А что ты там делал?
– Когда-то я работал в караване верблюдом.
– А как ты работал верблюдом?
– Я перевозил на своем горбу разные тяжелые вещи через пустыню, – ответил Верблюд.
– А где ты научился так говорить?
– Затем я долго учился и окончил курс прикладной лингвистики Александрийского университета, где получил диплом почетного магистра.
– Чего «четного»? – спросил Миша, который уже знал про четные и нечетные числа.
– По-чет-но-го, – по складам произнес Верблюд, – значит, с по-чес-тя-ми, со славою!
– А! – сказал Миша. – Я понял, значит, не сразу, а по частям. А где он теперь, этот Слава?
– Мой юный друг, – ответил Верблюд, – мне нелегко дается разговор на твоем примитивном языке. К тому же, я несколько утомился с дороги. Не найдется ли у тебя для нового друга веточки саксаула?
– А что такое сиксаул? – спросил Миша.
– Не сиксаул, а саксаул,– поправил верблюд, – это растение семейства амарантовых, представляющее из себя кустарник или небольшое дерево с вильчатым ветвлением и членистыми побегами, которые верблюды употребляют в пищу.
Миша подумал и сказал:
– Ты, кажется, хочешь кушать, Дрëма. Но дерево у нас в доме только одно, это новогодняя елка, а ее сейчас есть нельзя. Там висят игрушки. И саксаула у нас тоже нет.
– Может быть, у вас в доме найдется немного верблюжьей колючки? – спросил Верблюд.
– Нет, – грустно сказал Миша, – колючки у нас только на кактусе.
– Ладно, – вздохнул Верблюд, – неси кактус! Приходится приспосабливаться к новой среде обитания.
Глава 3. Как познакомились Верблюд и Лосик
Как-то утром Миша отправился погулять. А Верблюд остался дома. Он слонялся по комнате взад и вперед, не находя себе места. Иногда он останавливался, садился на ковер, складывал четыре копыта перед собой и пристраивал сверху голову. Потом он вытаскивал из кучи одно копыто, чесал им за ухом, тяжело вздыхал, кряхтел и произносил протяжно «м-да» или «так-так». И вот когда Верблюд в пятый раз произнес «м-да» и в третий раз почесал за ухом, из-за кресла раздался какой-то шорох. Большой клетчатый плед на полу зашевелился и из-под него появился Лосик. Он только что проснулся и пытался почесать морду своими короткими лапками, однако это у него получалось не очень хорошо. Он тщательно подумал и стал тереться мордой о ножку кресла, как вдруг заметил Верблюда. Оба зверя уставились друг на друга.
– Ты кто? – первым спросил Лосик. Верблюд тщательно осмотрел Лосика, не спеша закончил свое очередное «м-да» и произнес:
– Вижу, что мое представление о жителях этого дома оказалось неполным. Тут водятся и прочие виды парнокопытных.
– Что ты сказал про мои копыта? – спросил Лосик.
– Про Ваши копыта я ничего не говорил, – ответил Верблюд, – я лишь заметил, что в этом доме живут разные травоядные звери
из отряда парнокопытных, о чем я раньше не был осведомлен.
– Да, – сказал Лосик, – я тут живу, а ты как сюда попал?
– Давайте вынесем за скобки реальные факты моего появления в этом доме и останемся в рамках гипотезы о Новом годе и Деде Морозе, – сказал Верблюд.
– А… – сказал Лосик, успокаиваясь, – так тебя Дед Мороз принес. А где же Скобка, Факта, Рамка и Пóтеза? Они все вместе с тобой пришли?
Верблюд пару раз прянул ушами, пошевелил бровями и неодобрительно посмотрел на Лосика.
– Да, – протянул он, – веселая у меня тут компания, нечего сказать!
– Да-да, а где эта вся веселая компания? – спросил Лосик. Но Верблюд ничего не ответил. Тогда Лосик спросил:
– А что, Новый год уже пришел? – Позвольте Вам заметить, – сказал Верблюд, – простите, не имею чести знать Вашего имени, что Новый год пришел ровно двое суток, одиннадцать часов и двадцать пять минут назад. А Вы, насколько я сумел понять, почивать изволили?
– Волили чивать по чему? – спросил Лосик.
– Я лишь уточнил, что Вы спали, – ответил Верблюд.
– Да, – сказал Лосик, – я немного заснул. Я хотел посидеть на кресле, но упал за спинку и заснул. А меня почему-то никто не разбудил. И вот, я проспал весь Новый год!
– Не велика потеря, – сказал Верблюд, – одним Новым годом больше, одним меньше. Все течет, все изменяется! «Sic transit Gloria mundi», что в переводе с латыни означает – «так
проходит мирская слава». Лосик хотел сказать что-то еще, но не смог. Поэтому он спросил:
– А как тебя зовут? Верблюд медленно понял брови на Лосика.
– Простите, забыл представиться, – сказал Верблюд, – меня зовут Верблюд Дромадер, хотя недавно я приобрел новое имя «Дрëма». Позвольте полюбопытствовать и о Вашем имени. – Меня зовут Лосик, – сказал Лосик, – я маленький и беленький.
Верблюд еще выше поднял брови, привстал, обошел вокруг Лосика и тщательно его оглядел с рогов до копыт, а затем еще раз в обратном направлении. Потом он, не торопясь, вернулся на прежнее место, сел на ковер и сказал:
– Древнеримский философ Сенека как-то заметил: «Erare humanum est», что значит «Человеку свойственно ошибаться», однако про лосей он в данном случае не упоминал. Возможно, теперь мне удастся расширить границы этого утверждения: «Erare mamali est», что значит «Млекопитающим свойственно ошибаться». В комнате настала тишина.
– Дрёма, – сказал Лосик после некоторой паузы, – а ты не рассердишься, если я тебя понюхаю? – Это еще зачем? – спросил Верблюд. – Позвольте уточнить – с какой целью?
– Ну, чтобы нам лучше познакомиться и подружиться. – У меня в этом доме уже имеется один друг, – сказал Верблюд, – впрочем, если Вам так угодно, то извольте, нюхайте себе на здоровье.
Лосик потянулся своей большой мордой к морде Верблюда и тщательно обнюхал его. Верблюд не удержался и тоже понюхал Лосика. Потом Лосик радостно фыркнул Верблюду
прямо в нос в знак окончания обнюхивания.
– Вот, – сказал Лосик, – мы с тобой друг друга понюхали, значит, мы теперь друзья!
– Да… – протянул Дрема, – нечего сказать, снюхались!
Глава 4. Строительство корабля
Миша забрался с ногами на диван и сказал:
– Мы отправляемся в кругосветное путешествие!
– А как же я? – спросил Лосик. – Я что, останусь дома один?
– Нет, – сказал Миша, – мы построим корабль и поплывем на нем все вместе. И я, и ты, и Дрëма.
– Вы хотите вовлечь меня в кругосветное путешествие на корабле? – спросил Верблюд. – Но да будет вам известно, что верблюд – животное сухопутное, в воде не плавает и склонности к этому не имеет. Хотя иногда меня называют кораблем, но кораблем пустыни, в противоположность обыкновенному морскому судну.
– Не бойся, Дрëма, – сказал Миша, – мы же поплывем на корабле, тебе не придется самому плавать в воде…
– …До тех пор, пока мы не потерпим кораблекрушение, – заключил за Мишу Верблюд, – заманчивая перспектива, не правда ли? Впрочем, – продолжал он, – я не отказываюсь, я лишь сделал своевременное предупреждение, и настоятельно прошу принять его к сведению.
– То есть ты согласен, Дрëма? Ура! – закричал Миша.
– А как же я? – сказал Лосик. – Я тоже не умею плавать, я могу свалиться в воду, намокнуть и утонуть!
– Ничего, Лосик, не бойся, я тебя обязательно спасу! – сказал Миша.
– Лося надо привязать рогами к непотопляемому предмету,
например, к спасательному кругу, тогда его плавучесть повысится, – добавил Верблюд.
– Нет, – сказал Лосик, – это плохая идея, если я упаду в воду с кругом на рогах, то моя морда окажется под водой, и я утону.
– Кажется, у нашего сохатого друга проявляются зачатки интеллекта, – проворчал Верблюд.
– Какие початки на мне выявляются? – испугался Лосик, крутя головой и стараясь оглядеть себя со всех сторон.
– Он хочет сказать, что ты стал лучше думать, – ответил за Верблюда Миша, – но давайте лучше строить корабль!
– А из чего мы будем строить корабль? – спросил Лосик.
– Из дивана, – не задумываясь, ответил Миша, – а мачты сделаем из хоккейных клюшек. У нас будет парусный корабль!
– Когда собираешься строить корабль, следует тщательно изучить материальную часть, – Верблюд внимательно посмотрел на Мишу и добавил, – надо узнать, из чего он состоит.
– Конечно, – сказал Миша. – У меня есть большая книжка про парусники, и там есть все–все.
Миша сбегал в детскую и принес книгу. Книга действительно была очень большая. Миша положил книгу на ковер и стал ее листать. Лосик и Верблюд придвинулись к нему поближе.
– Вот! – воскликнул Миша. – Глава называется «Типы парусных судов». Какое судно у нас будет?
– Судя по тому, что у нас есть только две клюшки, – сказал Дрëма, – судно будет двухмачтовым. Остается определить: будет ли это шхуна, бриг или бригантина.
– А как это узнать? – спросил Миша.
– Смотри в книгу внимательнее, мой юный друг, – сказал Верблюд, – вот тут написано, – Дрёма повозил копытом по странице, – что у брига паруса прямые, у шхуны косые, а у бригантины смешанные, то есть разные.
Миша лег на ковер и стал внимательно рассматривать картинки. Потом он встал и воткнул две клюшки в диван вверх ногами, одну у «кормы» дивана, в другую у «носа».
– Я могу повесить на каждую клюшку по своей футболке, – сказал Миша, – тогда у нас получатся прямые паруса. А корабль будет – бриг!
Дрëма посмотрел на торчащие клюшки и покачал головой.
– Я бы тебе посоветовал, мой юный друг, – сказал он, – использовать для мачты другой материал. Хоккейные клюшки будут плохо нести прямое парусное вооружение.
– А что еще сюда можно воткнуть? – спросил Миша.
– У меня есть идея, – сказал Дрëма, – но я не готов делить ответственность за последствия ее реализации.
Лосик, который к этому моменту несколько устранился от беседы, поднял голову и спросил:
– Я не понял. Что ты и с кем не готов делить?
Верблюд повернул голову на Лосика и сказал:
– Мой сохатый друг, позволь дать тебе один небольшой совет, чтобы… ну, как бы это помягче сказать, выглядеть … поумнее.
– Какой совет? – спросил Лосик.
–Если тебе непонятно какое-то слово, то не задавай глупых вопросов, а просто говори «угу». Я постараюсь тебе объяснить.
– А если мне непонятно два или три слова? – снова спросил Лосик.
– Тогда говори «угу-угу» или «угу-угу-угу»! – пояснил Дрëма. – Договорились?
– Угу, – сказал Лосик.
– Так что тебе сейчас непонятно? – уточнил Верблюд.
– Все понятно, – сказал Лосик, – я просто сказал «угу», что мне все понятно.
Верблюд глубоко вздохнул, а затем продолжил:
– Так вот, я предлагаю использовать в качестве передней мачты швабру для мытья полов, а качестве задней – большую щетку для подметания. Но если в результате этого мероприятия кто-то получит хороший нагоняй от родителей, я бы не хотел, чтобы он потом жаловался и предъявлял претензии.
– Угу, – сказал Лосик.
– Я понял, – добавил Миша, – не беспокойся, ты будешь не причем!
– Я только хотел сказать, – заключил Дрëма, – что лучше обо всем договориться на берегу.
– Конечно, – сказал Миша, – мы обо всем договоримся на берегу, пока мы еще не вышли в открытое море.
Глава 5. Капитан Волк
Корабль был готов. На нем были мачты, реи, паруса и два якоря из ложек для обуви. Миша оборудовал в глубине дивана две каюты – кубрик и камбуз. Потом он построил капитанский мостик и установил на нем штурвал, для чего пришлось открутить переднее колесо от самоката.
На борт были подняты запасы пищи и воды: канистра, кастрюли, чайник, соль, сахар, макароны и пакеты с крупой. Миша притащил из кладовки папины запасы тушенки – целых двадцать консервных банок. Еще он взял швейцарский ножик, компас, спички, фонарик и коробку с батарейками. Этого должно было хватить надолго.
Но особое внимание Миша уделил оружию. Для обороны корабля предназначались две оловянные пушки, три старинных пистолета, меч, сабля, кинжал и молоток для отбивания мяса.
Оставалось только разделить обязанности на корабле и отправляться в путь.
– Я буду капитаном! – сказал Миша и, подумав, добавил: – Кто-то еще хочет быть капитаном?
Лосик явно не хотел. Однако Верблюд опять усложнил дело.
– Мой юный друг, – сказал Дрëма, – должность капитана морского судна предполагает наличие специальных знаний и владение определёнными навыками. Позволь поинтересоваться, изучал ли ты географию, навигацию, лоцию и мореходную астрономию? Умеешь ли ты определять
координаты в открытом море по Солнцу и звёздам при помощи секстана и астролябии? Знаешь ли ты, как менять галс и как поднимать паруса? Как…
– Стоп, хватит, – ответил Миша, – я всего этого пока не знаю. А ты знаешь?
– Ну, – сказал Верблюд, – определенная теоретическая подготовка у меня имеется. Но у меня нет практического опыта. Поэтому, я бы ни за что не решился принять на себя такую ответственность.
– Значит, ты не можешь! – заключил Миша. – Но что же нам делать? Или мы уже не плывем в кругосветное путешествие?
– Мой юный друг, – ответил Дрëма, – на первых порах я бы посоветовал тебе найти опытного капитана, который бы принял на себя командование судном.
Миша замолчал. Идея найти другого командира была ему явно не по душе. Но потом он сказал:
– А где мы найдем такого капитана?
– Я уже подумал на эту тему и подыскал походящую кандидатуру, – ответил Верблюд:
– Кого ты отыскал? – удивился Миша.
– Кан-ди-да-ту-ру, – повторил Дрëма, – то есть того, кто мог бы стать капитаном, если никто не будет против.
– И где он, этот капитан? – спросил Миша. – У нас дома никаких капитанов нету!
– Ты глубоко заблуждаешься, мой юный друг! – отвечал Верблюд. – Исследуя окружающую меня местность, я наткнулся на шкаф. Осмотрев его содержимое, я обнаружил
существо, которое полностью соответствует заданным критериям поиска.
– Перестань сейчас же умничать! – рассердился Миша. – Говори просто – кого ты нашел?
Дрëма выпятил вперед нижнюю губу и замолчал. Потом он пожевал невидимый саксаул и продолжил:
– Я не умничаю, как ты изволил выразиться, мой юный друг, я просто излагаю суть событий. Если же ты возражаешь…
Миша хотел снова рассердиться, но тут неожиданно заговорил Лосик.
– Миша, – сказал Лосик испуганным голосом, – я, кажется, знаю, кого он нашел! Но если это ОН, то я ни за что не поплыву с вами на корабле.
– Так кто же это? – спросил Миша.
Лосик спрятался в кубрике за подушкой дивана, высунул оттуда нос и прошептал:
– Это ВОЛК!
– Кто? – переспросил Миша. – Волк?
– Да, это волк, – сказал Дрëма, – это старый Морской Волк. Именно то, что нам сейчас всем надо.
– Нет, мне не нужен волк, – закричал Лосик, – я не хочу волка, я не люблю волков, я боюсь волков, я маленький, беленький и волк меня съест!
– Прекрати истерику! – сказал Миша. – Я вспомнил, это старый волк, который живет в шкафу. Это ты, Лосик, упросил меня засунуть волка в шкаф.
– Он бы меня давно съел, потому что я маленький и беленький,
– запричитал Лосик.
– Не говори глупости, – ответил Миша, – волки опасны, только когда они голодны. А наш Волк – никогда не опасен, потому что он – Морской Волк. А Морские Волки не едят земных лосей. Я сейчас вас подружу.
Миша пошел в коридор. Скрипнула дверца шкафа, заскрежетал ящик, потом послышалось глухое хриплое ворчание:
– Десять тысяч акул и пять румбов влево! Я нанюхался нафталина на сто тысяч лет вперед. Теперь вся моль сдохнет, только услышав мое имя.
Миша принес Волка в комнату. На нем был короткий зеленый сюртук с золотыми пуговицами и белая перевязь через плечо, на которой висела шпага. На голове у Волка сидела черная треуголка. В левой лапе он держал большую курительную трубку.
Увидев корабль, Волк хриплым голосом закричал:
– Сто килограммов нафталина мне в глотку! Что это за старая посудина? Клянусь бом-брам-стеньгой, она затонет раньше, чем выйдет из гавани!
– Позвольте Вам заметить, сударь, – сказал Верблюд, – что подобные высказывания недопустимы в приличном обществе. Этот корабль построен нашим дружным трудовым коллективом. Делая столь резкие замечания, Вы оскорбляете всех окружающих.
Волк открыл пасть, потом закрыл ее, потом снова открыл и издал звук «э-э». Но поскольку слова не рождались, пасть пришлось закрыть во второй раз.
На выручку Волку пришел Миша. Он сказал:
– Волк, ты не ругайся, просто скажи, что надо переделать!
Через полчаса судно приобрело совсем другой вид. Мачты были поменяны местами. Высокая оказалась грот–мачтой и расположилась сзади, а низкая – фок-мачтой и поместилась впереди. Штурвал переехал назад, ближе к корме. От парусов были растянуты бельевые веревки, которые Волк называл шкотами, гитами и брасами. А якорь привязали настоящей якорной цепью от папиных карманных часов.
Волк внимательно обошел корабль, заглядывая в каждый угол. Он посасывал трубку и ворчал: «Крепче, крепче гит-блоки крепить». Казалось, что осмотр завершится мирно. Но вот Волк приподнял люк–подушку, заглянул в трюм, вытащил изо рта трубку и прохрипел: «Сто тысяч кашалотов, что делает крупный рогатый скот на моем корабле?»
Из глубины появилась перепуганная морда Лосика, которая прошептала: «Я не скот, я Лосик».
Волк закашлялся:
– Кто? Кальмар мне в днище, говори громче, я ничего не слышу!
– Лось, – чуть слышно сказал Лосик, – я – лось.
Волк выронил из лапы трубку, вытаращил глаза и захохотал:
– Лось? Что? Это лось? Укуси меня мурена – это лось? Ха-ха-ха!
– Что вы находите столь забавным в нашем сохатом друге? – вступился за Лосика Верблюд. – Это крупный экземпляр молодого лося. Вас в нем что-то не устраивает?
Но Волк не мог ответить Верблюду, потому что продолжал смеяться. Наконец, он устал и опустился на палубу.
– А какой же ты лось? – спросил Волк, вытирая глаза треуголкой. – Фок-лось-штаг или грот-лось-штаг?
– Нет, – пробормотал Лосик, – я не тот и не этот. Я маленький и беленький.
– Да хоть знаешь ли ты, что такое лось на корабле и где его место? – спросил Волк, переводя дыхание.
Лосик опустил морду вниз, покачал головой и ответил:
– Нет, не знаю!
Дрëма снова пришел на выручку Лосику.
– Достопочтимый капитан Волк, – начал он, не спеша, – разумеется, наш сохатый друг не знает названий частей такелажа. Однако все это не дает Вам право насмехаться и оскорблять его животное достоинство.
Речь Верблюда производила на Волка сильное впечатление. Он снова открыл пасть, потом закрыл ее, потом еще раз открыл и сдавленно прохрипел:
– Бушприт мне в ухо, если я хотел его обидеть! Я видел сотню лосей, но никогда не видел таких лосей. Я даже не знал, что они существуют в природе!
– Если в чем-то не уверен, то стоит быть сдержаннее в проявлениях эмоций! – сказал Дрëма. – К тому же, наш сохатый друг опасается, что может стать объектом Ваших гастрономических предпочтений. Вам следует категорически опровергнуть это предубеждение.
– Чего он опасается? – переспросил Волк.
– Лосик боится, что ты его съешь! – разъяснил Миша.
Волк вытаращил глаза, закрутил мордой и закричал:
– Рыба-меч мне в ребро, акула мне в печень! Да за кого вы меня держите? Я старый Морской Волк, ветеран сражений при Трафальгаре и Ливорно, рыцарь Несчетного Легиона. Я капитан, а не пожиратель товарищей по команде! Если я Волк, то это еще не значит... Я, я… Да я, вообще, вегетарианец, если хотите знать!
– Как?! – разом выдохнули Миша, Верблюд и Лосик. – Волк – вегетарианец?!
Волк почувствовал, что сболтнул лишнее. Но он собрался с чувствами и с достоинством заявил:
– Да, это мой принцип жизни! Я никого не ем!
– Как это здорово! – воскликнул Лосик. – Волк - вегетарианец – это лучший волк на земле! Тогда я не боюсь плыть с тобой на корабле.
– Да–а, – протянул Верблюд,– «O tempora! O mores!», что в переводе с латыни означает: «О времена! О нравы!». Надеюсь, что хоть кактусы Волк пока не ест.
Глава 6. Самое главное
– Постойте, – сказал Миша, – а как мы назовем наш корабль?
– Действительно, – прохрипел капитан Волк, – что же, у нашего судна нет имени?
– Без имени ни один корабль не может существовать! – заявил Верблюд.
Миша задумался. Он прочитал много книг про корабли и про море, где было много названий разных судов, но ни одно из этих имен не годилось.
– Может, назовем его «Посейдон»? – предложил Миша. – Все-таки, бог морей!
– Такое название плохо подходит для небольшого брига, – возразил Верблюд.
– Тогда назовем его «Попутный ветер»! – сказал Миша.
– Сто тысяч ветров мне в морду! – не согласился капитан Волк. – С таким названием мы вряд ли сумеем поймать попутный ветер.
– Но это же суеверие! – возразил Миша.
– Думайте, как хотите, а я на «Попутном ветре» не пойду! – сказал Волк и неожиданно добавил: – Кстати, корабли часто называют в честь знаменитых капитанов. Почему бы нам не назвать его «Морской Волк»?
– Нет, – испугался Лосик, – я не хочу плавать на волке, даже если и на морском. Это слишком страшно!
– Действительно, название звучит чересчур хищно,– поддержал
Лосика Верблюд, – к тому же в случае неудачи, мы будем выглядеть смешно. Представляете, что напишут газеты: «Морской Волк» потерял управление и сел на рифы у берегов Южной Америки».
– Типун тебе на язык! – заругался капитан Волк, но больше настаивать на этом названии не стал.
– Давайте тогда назовем наш корабль «Морской Лось»! – сказал Лосик. – Я не боюсь, что надо мной будут смеяться, главное не утонуть!
– Ты еще скажи «Морской Верблюд», – парировал капитан Волк, – по крайней мере, нам обеспечен приз за самое дурацкое название.
– Мне кажется, мы забываем про нашего юного друга, – сказал Верблюд и указал копытом на Мишу, – идея строительства корабля принадлежит ему.
Миша почувствовал, что его щеки краснеют.
– Уж если кто действительно достоин, чтобы в названии корабля было его имя, так это наш юный друг, – продолжал Верблюд.
Все звери согласились с этим предложением. Но дальше дело не пошло. Корабль не мог называться «Капитан Миша», поскольку Миша пока еще не был капитаном. Предлагались самые экзотические названия: «Плавучий Миша», «Миша и компания», «Юный друг зверей», но все они никуда не годились.
– Погодите! – сказал Верблюд. – Мне это что-то напоминает! В юности я читал очень поучительную книгу. Там один человек собрал на своем корабле сообщество разнообразных зверей,
чтобы они не утонули.
– А они не утонули? – спросил Миша.
– Нет, – ответил Верблюд, – насколько я помню, история имела счастливый конец. Только я забыл, как назывался тот корабль.
– Это был фрегат, линкор, яхта, крейсер, эсминец, пароход, шхуна, баркас или баржа? – предлагал свои варианты капитан Волк. – Может быть, это была подводная лодка?
– Ничего подобного, – сказал Верблюд, – это было очень давно, когда еще таких кораблей не было на свете.
Мише надоело выдумывать название корабля. Он пошел на кухню и стал открывать дверцы шкафчиков, раздумывая, что бы еще им могло пригодиться в путешествии.
За эмалированным тазиком и банкой с вареньем Миша заметил небольшой ковшик с деревянной ручкой.
– Дрëма! – закричал Миша с кухни. – Как ты думаешь, ковшик надо взять?
– Что? – переспросил Верблюд. – Ковшик? Да, кажется, так он и назывался!
– Что? – удивился капитан Волк. – Корабль назывался ковшиком? Мы пойдем в плавание на «Мишином ковшике»? Лучше сразу сбросьте меня с пирса в океан!
– Не совсем, – отвечал Верблюд, – тот корабль назывался не ковшик, а ковчег.
– Какое странное название, – удивился капитан Волк, – я ходил в плавание на двадцати семи видах судов, но на ковчегах, мне еще никогда не доводилось!
– Значит, корабль будет называться «Мишин ковчег»? – спросил
Лосик.
Название всем понравилось. Но Миша сказал:
– Чего-то в нем не хватает!
– Чего же не хватает? – поинтересовался Верблюд.
– Веселости, – ответил Миша, – знаешь, когда папа со мной шутит или играет, он не называет меня Мишей.
– А как же он тебя зовет? – прохрипел Волк.
– Он зовет меня Мишкой. Так веселей! – сказал Миша, и добавил: – Пусть наш корабль будет называться «Мишкин ковчег». Давайте напишем эти слова на борту!
– Vox emissa volat, litera scripta manet, что значит «сказанное улетучивается, написанное остается», – заключил Верблюд и добавил: – Ita fiat! Dixi!
Глава 7. Первые приключения
– Поднять якоря, отдать концы, – прокричал Волк, – два румба на левый борт! Кливера крепить!
«Мишкин ковчег» отвалил от причала и весело побежал к выходу из гавани.
Место, откуда отчалил корабль, называлось очень красиво, но очень длинно: «Ньюфаундленд». Почему «Ньюфаундленд» – Миша и сам не знал. Он долго вертел глобус, рассматривал моря и океаны, и, наконец, нашел остров с самым красивым названием. Дрëма этот выбор одобрил.
– «Ньюфаундленд»,– сказал Верблюд, – означает новая найденная земля, что в данном случае соответствует действительности, поскольку эту землю ты впервые нашел на глобусе. Я одобряю развитие…
Но Мише не хотелось слушать долгие речи Верблюда. Ему хотелось путешествий и приключений, поэтому он отошел подальше, на самый нос корабля.
За штурвалом брига стоял Лосик. Капитан Волк научил его управлять кораблем, то есть отличать право от лева. Лосик был очень доволен и горд собой. Он даже попросил, чтобы его называли Федор Оленьевич, но Волк возражал.
– Жареная барракуда мне в глотку! – сказал он. – Мы врежемся в скалы раньше, чем я выговорю это дурацкое имя. Я буду звать тебя Лос-Матрос или Матрось-Лось!
– Нет, сказал Лосик, – зови меня лучше Лосик-Матросик.
Это имя так понравилось самому Лосику, что он больше не говорил «я маленький, я беленький», а повторял: «Я – Лосик, Лосик-Матросик». Лосик с радостью согласился быть рулевым, но лазить по вантам и реям категорически отказался. Впрочем, Волк не настаивал. Посмотрев на Лосика, он прохрипел: «Какой из тебя верховой, ты рогами в снастях запутаешься». Верблюд также не подошел на эту работу по причине наличия копыт на всех четырех ногах.
– Тысяча вареных осьминогов, – ворчал капитан Волк, – какой от тебя толк на корабле?
– Я уже проанализировал свои возможности, – сказал Верблюд, – и пришел к выводу, что лучшая для меня работа – это быть впередсмотрящим. Верблюды отличаются хорошим зрением и слухом.
– С хорошим слухом надо быть впередслухащим, – проворчал Волк, – впрочем, ладно смотри, только докладывай короче. А то мы будем сидеть на рифах раньше, чем я дослушаю твой доклад.
Мишу капитан Волк назначил юнгой и поручил ему всю остальную работу на корабле. Сначала Миша немного расстроился:
– Я хотел быть капитаном, ну хотя бы помощником капитана, а получается, что я буду только юнгой?
– Лучше начать жизнь юнгой, а закончить капитаном, чем начать капитаном, а закончить на дне морском, – сказал Волк.
– Глубокомысленное замечание, – поддержал его Верблюд.
– На моем корабле любимчиков не будет, - заключил капитан,-
к несению вахты приступить, юнга! Но Миша не унывал. Прежде всего, ему пришлось стать коком, то есть научиться готовить еду для всех зверей и для себя. Для этого он оборудовал камбуз и разложил там запасы продуктов. Кроме того, Миша научился поднимать и опускать паруса, вязать морские узлы и бросать якорь. Правда, иногда он путал брам-стеньгу с брамселем, и тогда Волк громко ругался. Но юнга мужественно терпел упреки и не обижался на своего капитана.
Первые дни плавания протекали безмятежно. Теплый попутный ветер раздувал паруса. Друзья наслаждались видами отдаленных берегов, запахом морского воздуха и солнечным небом над парусами.
– Как все же хорошо, что мы отравились в путешествие! – думал Миша. – Как это прекрасно!
Лосик стоял у руля. Верблюд дремал на носу брига, изредка поднимая брови и всматриваясь в морскую даль. Волк важно расхаживал по кораблю, сосал трубку и делал Мише с Лосиком замечания.
– Как стаксель крепишь, юнга! Не умеешь морской узел вязать? Это тебе не шнурки завязывать! Как галс перекладываешь, сохатый? Хочешь гиком по рогам получить? Не трамвай ведешь!
Лосик поначалу боялся Волка и каждый раз вздрагивал от его хриплых криков, но потом привык и лишь слегка прядал ушами.
На третий день путешествия погода началась портиться. Небо заволокло тучами, пошел мелкий дождь, ветер стал порывистым.
– Я, конечно, не метеоролог, – сказал Верблюд, – но погода перестает нам благоприятствовать. Необходимо принять превентивные меры!
Волк приказал убрать половину парусов, и Мише пришлось лезть на качающуюся мачту прямо под дождем.
К утру четвертого дня непогода превратилась в настоящий шторм. Огромные волны бросали «Мишкин ковчег» вверх и вниз, бриг скрипел и кренился из стороны в сторону. Дождь перешел в ливень. Неба не было видно, лишь серые клоки облаков носились над качающимися мачтами.
Лосик еле удерживал штурвал своими короткими лапами. Он совсем промок, его курточка с капюшоном прилипла к телу, рога раскачивались на ветру. Но, к удивлению Миши, он никак не хотел сдавать свой пост.
– Я Лосик-Матросик, я сам рулю кораблем, – говорил он.
– Хотя бы надень капюшон, Лосик! – посоветовал Миша.
– Не могу, – сказал Лосик, – у меня рóги в капюшончик не помещаются.
– Тогда иди в трюм, посохни, я за тебя постою. Ты, кажется, еще и лапы себе натер?
– Да, – сказал Лосик, – я натер лапки, вот посмотри!
Лосик отпустил штурвал и показал Мише свои лапы.
В этот момент сильный порыв ветра накренил корабль, штурвал крутанулся и ударил Лосика рукояткой в нос. Рулевой не удержался на копытах, упал на палубу, покатился по мокрым доскам, перекувырнулся через перила и… полетел прямо в бушующий океан.
– Лосик! – закричал Миша, – Лосик упал в воду!
– Что?! – рявкнул капитан Волк.– Упал за борт?!
– Да! – в отчаянии крикнул Миша.– Туда!
– Лось за бортом! – заревел Волк. – Бросай конец!
Миша не понял, про какой конец кричал Волк. Но времени на расспросы уже не было. Поэтому, не снимая рубашки, штанов и сандалий, он прыгнул вслед за Лосиком в море.
Оказавшись в холодной воде, Миша на мгновение ослеп и оглох. Волны болтали его из стороны в сторону, и он никак не мог сообразить, куда ему надо плыть.
– Левее, левее греби, десять тысяч лосей мне в глотку,– орал Волк с палубы.
Миша заработал руками и ногами и поплыл влево. Неожиданно в разрыве между волнами на поверхности показались два коричневых сучка, отдаленно напоминающие лосиные рога. Но волны сразу сомкнулись, и рога исчезли в глубине.
Миша набрал в легкие воздуха и нырнул. Он открыл глаза, но ничего не смог разглядеть. Вода была мутной и больно щипалась. Миша стал шарить руками во все стороны, как будто играя в жмурки и, наконец, наткнулся пальцами на что-то мягкое, напоминающее капюшон Лосиковой куртки. Он крепко вцепился в находку и изо всех сил заработал ногами, утаскивая капюшон к спасительной поверхности.Судя по тяжести куртки, сохатый друг пока что находился у нее внутри.
– А-ах! – Мишина голова выскочила между волнами, и он с радостью глотнул соленый морской воздух.
– Лови конец! – раздался откуда-то сверху голос Волка.
Рядом раздалось «Плюх!», и красный бублик закачался на волнах. Миша ухватился одной рукой за спасательный круг.
– Держись! Мы тебя вытащим! – прохрипел Волк.
– У меня тут лось под водой! – крикнул Миша.
В это мгновение морская волна плеснула ему в рот. Миша закашлялся, но ни лося, ни круга не выпустил.
– Тащи его вверх и суй в круг! – скомандовал Волк.
Миша продел капюшон внутрь круга и стал тянуть Лосика вверх. Сперва в отверстии показались рога, затем уши и, наконец, вытаращенные испуганные глаза. Но дальше дело застопорилось. Длинная морда Лосика никак не хотела пролезать внутрь.
Миша надавил Лосику на нос и протолкнул его морду в отверстие. Морда разжалась, приняла исходную форму, и сохатый друг надежно застрял в дырке.
– Тащи! – крикнул Миша.
– Двоих мы не вытащим! – прорычал Волк. – Лось набрал полбочки воды!
– Ладно, – согласился Миша,– я отпускаю!
Волк с Верблюдом потянули веревку с кругом, и Лосик пополз вверх по борту корабля, обильно истекая морской водой. Наконец, его мокрая тушка перевалилась через перила и плюхнулась на корабль.
– Ура! – хотел крикнуть Миша, но неожиданно почувствовал, что его рот, шея, ноги и руки онемели и перестали слушаться. Миша посмотрел вверх, но ни Волка, ни Верблюда на краю палубы не было видно.
– Спа-си-те! – слабо просипел Миша.
И словно в ответ на этот слабый, никому не слышный в бурлящем океане звук, на качающемся борту появился капитан Волк. Короткий взмах лапы, и спасательный круг чуть не ударил Мишу по затылку. Миша дотянулся до круга и едва успел просунуть в него руки и голову…
Он очнулся оттого, что ощутил на своем лице какое-то тепло. Миша открыл глаза и увидел перед собой большой лохматый нос.
– Кажется, наш юный друг пришел в себя,– произнес Верблюд.
– Срочно отнести юнгу в трюм, переодеть, согреть, напоить чаем и уложить в койку! – приказал Волк.
– Очень своевременная мысль, – ответил Верблюд,– а что делать с лосем?
– Лося повесить! – распорядился капитан.
– Простите, я недослышал, – уточнил Дрëма,– Вы предлагаете повесить нашего сохатого друга?
– Я сказал, повесить сушить! – прорычал Волк.
– Не надо меня вешать! – заскулил Лосик, который тоже пришел в себя и теперь лежал на палубе, испуская ручейки соленой воды. – Я маленький и беленький, у меня намокли рóги, и если меня повесить сушиться, то они опадут в разные стороны.
– Я поддерживаю опасения нашего сохатого друга,– сказал Верблюд,– Лося необходимо прополоскать в пресной воде, а затем повесить сушиться вверх копытами.
– Десять тысяч моченых лосей, – сказал капитан Волк,– ладно,
повесим его сушиться на рее вверх копытами. Дождь уже почти перестал.
– Следует с удовлетворением отметить, что погодные условия заметно улучшаются, – сказал Дрëма,– мы благополучно преодолели первое испытание.
Глава 8. Ловушка
– Позвольте Вам заметить, но мне кажется, что на горизонте земля. По-моему, это материк. Впрочем, я могу ошибаться, – сказал Верблюд.
– Материк?! – прорычал Волк. – Сто миллионов дохлых осьминогов, откуда тут материк?! По моим расчетам мы должны быть где-то между Тринидадом и Тобаго.
– И все же я предлагаю Вам взглянуть в подзорную трубу, – настаивал Верблюд, – как учит мудрость нашего народа: «Один горб хорошо, а два лучше!»
– Не учите меня жить! Я лучше знаю, куда мне смотреть! – отрезал Волк, но все-таки вытащил из-за пояса подзорную трубу и направил ее на горизонт.
– Клянусь плавниками барракуды, это и вправду материк! Боюсь, что нас сильно отнесло к западу во время шторма, и мы сбились с пути.
– Это вполне возможно предположить, – сказал верблюд, – впрочем, также не исключено...
– Отставить разговорчики, – рявкнул Волк, – рулевой, взять два румба вправо! Заходим вон в ту бухту, кажется, там можно бросить якорь.
Миша послушно повернул штурвал вправо.
После происшествия с Лосиком капитан Волк назначил Мишу рулевым. Когда же Мише приходилось лезть на мачту спускать или поднимать паруса, Волк сам становился к штурвалу. Миша
в глубине душе был рад этому повышению, хотя ему и было жалко отправленного в отставку Лосика.
– Взять рифы на гроте!– приказал Волк.– Ход самый малый. Три румба вправо, вперед смотреть, рифов бояться!
Верблюд свесил морду с носа корабля, тщательно вглядываясь в тихую воду залива, но никаких рифов он не заметил.
Когда до берега оказалось не больше кабельтова, Волк приказал спускать все паруса и бросать якоря. Через несколько секунд якорь коснулся дна, залив был неглубоким.
– Юнга, шлюпку готовь! – скомандовал Волк. – Лось, Верблюд и юнга – отправляйтесь на сушу и разыщите свежей воды!
Лосик, совсем не горел желанием высаживаться в сумерках на незнакомый берег.
– Может, там водятся дикие хищники,– сказал он,– они могут меня скушать. Давайте, я останусь на кораблике!
– Разговорчики! – прохрипел Волк, но, разглядев поникшие рога Лосика, передумал.– Ладно, сохатый, так и быть, оставайся на корабле, смотри за лестницей и никуда не лезь своими копытами. Люки задраить, огня не жечь!
– Хорошо, хорошо, – сказал Лосик, – я ничего жечь не буду. Я все закрою и никому не открою.
Волк, Верблюд и Миша спустились в лодку и поплыли к берегу. Вскоре, нос шлюпки ткнулся в прибрежные камни. Путешественники вышли на берег. Ветер с суши приносил запахи нагретых скал, теплых трав, и еще какие-то ранее не нюханные ароматы. Хищниками в воздухе не пахло.
– Разделяемся на две группы! – приказал Волк.– Юнга с
Верблюдом пойдут направо, а я – налево. Если кто-то найдет воду, то пусть кричит, а если заметит опасность – пусть воет.
– Осмелюсь заметить, – сказал Дрëма, – что верблюды не воют, они издают звуки, похожие...
Волк начал сердиться и Миша поспешил его успокоить.
– Ничего, – сказал он,– я могу выть почти как волки.
Он сел на корточки, поднял лицо кверху и издал тоскливый протяжный вой. Верблюд невольно отпрянул в сторону, а Волк довольный расхохотался.
– Молодец, юнга, делаешь успехи, из тебя может получиться настоящий Морской Волк.
Верблюд хотел спросить, обязательно ли Морские Волки так страшно воют, но передумал. Надо было спешить, на берег спускалась ночь.
Друзья разбрелись в разные стороны, ожидая найти какой-нибудь ручей или речку, впадающую в океан. Миша и Верблюд шли молча, переступая через валуны и обходя глубокие ямы на берегу.
– Мне кажется, что топография этой местности... – начал Верблюд, но не успел закончить фразу. Где-то позади на берегу раздался истошный звериный вой.
У Миши по всему телу побежали мурашки, завязались узелком на темечке и ссыпались в штаны.
– Что это? Кто это?– пролепетал он.
Но Дрëма на этот раз не дрогнул. Он повернул голову в направлении воя, потянул носом воздух и сказал.
– Кажется, этот звук издал наш глубокоуважаемый капитан.
Предполагаю, что ему нужна помощь.
– Бежим! – закричал Миша, и они бросились со всех ног назад, спотыкаясь и обдирая о камни ступни и копыта.
Вой стих, он перешел в какой-то низкий утробный гул.
– Может, на Волка напали дикие хищники? – задыхаясь, проговорил Миша.
– Ма-мало-вероятно, – выдавил из себя Верблюд на бегу, – он ма-мало съедобен.
Они остановились. Вой доносился откуда-то снизу, словно из-под земли.
– Будь острожен, мой юный друг! – переводя дух, сказал Верблюд. – Тут возможна какая-то западня!
Он стал тщательно обнюхивать прибрежные камни. Наконец, Дрëма остановился.
– Подойди ко мне, мой юный друг,– позвал Мишу Верблюд, – да смотри, ступай осторожно!
Миша разглядел глубокую черную расщелину между камнями. Оттуда доносились приглушенные всхлипы и ругательства.
– Кажется, наш капитан попал в волчью яму! – констатировал Верблюд. – Есть ли у тебя фонарик или спички?
Миша пожалел, что забыл фонарик на корабле. Но спички у него, конечно, были, к тому же дважды завернутые в непромокаемый пакет.
Миша достал коробок, подполз на животе к расщелине и зажег спичку. Он увидел узкую яму с отвесными стенками, на дне которой что-то шевелилось и ругалось.
– Волк, волк! – позвал Миша в темноту ямы. – Ты живой?
Ворчание прекратилось, но зато Миша услышал самые живые выражения из обихода капитана.
– Бочонок с порохом мне в глотку, миллиард зубастых китов мне в ухо, если я еще когда-нибудь выйду на берег без огня!
– Ты не ушибся, Волк? – спросил Миша.– Что у тебя болит?
– Ду-у-уша у-у меня боли-ит! – провыл капитан.– Как я старый Морской Волк мог провалиться в эту поганую яму-у?
– Душа – это не самая страшная травма при подобных обстоятельствах! – заметил Верблюд. – К тому же Морской Волк может быть не обучен премудростям сухопутной жизни.
В ответ из щели раздалось еще более тоскливое «у-у».
– Не плачь, Волк,– сказал Миша, – сейчас мы тебя оттуда вытащим!
– Задача определена верно,– сказал Верблюд, – осталось только воплотить эту идею в жизнь. А это всегда непросто.
– Дрëма, дорогой,– взмолился Миша,– ты же такой умный! Придумай, как нам вытащить Волка из ямы!
– Я размышляю над этой проблемой уже полторы минуты, но крики и вой препятствуют моему мыслительному процессу.
– Мы будем молчать,– пообещал Миша, хотя ручаться за Волка при этих обстоятельствах было легкомысленно.
– Нужна веревка,– глубокомысленно сказал Верблюд,– а она осталась на корабле. Совершать рейс туда и обратно в полной темноте рискованно. Я предлагаю разжечь костер и дождаться утра.
– А как же Волк? – спросил Миша. – Неужели он будет сидеть в этой яме всю ночь?
– Это не самое страшное в жизни, мой юный друг! – сказал Дрëма. – В любом случае, операцию по его извлечению следует проводить при солнечном свете.
Верблюд наклонил морду к земле, принюхался, исчез и через некоторое время притащил в зубах большую гнилую корягу. Затем он снова исчез и вернулся с высохшим колючим кустом.
Миша достал из кармана швейцарский ножик, нарезал маленьких щепочек, собрал их в кучу и осторожно поджег спичкой. Пламя занялось и осветило берег. Запахло костром и уютом. Верблюд изломал копытами гнилую корягу. Миша сложил обломки вокруг костра, чтобы она подсыхала.
При свете костра хорошо была видна шлюпка, привязанная к камням. Миша порылся в ящике на корме и нашел там «НЗ», неприкосновенный запас: три банки тушенки и полбачка воды. Миша дотащил поклажу к костру.
– Дрëма, дорогой, – сказал Миша, – для тебя тут еды совсем нет!
– Ерунда,– сказал Верблюд,– я могу обходиться без пищи и воды больше месяца. Небольшая разгрузка мне только полезна. Следует позаботиться о нашем капитане и поднять его боевой дух.
– Чем же нам его покормить? – спросил Миша.
– Тебе следует открыть банку и бросить мясо в яму, – сказал Верблюд.
– Но Волк не ест мясо, он вегетарианец,– обеспокоился Миша.
– Это мы сейчас проверим,– ответил Верблюд.
Миша подошел к расщелине, откуда доносилось глухое
ворчание.
– Волк, ну, как ты там? – поинтересовался Миша.
– Вар-вар-вары, у-у, г-рр! – донеслось из глубины.
– Ты, наверное, голодный, кушать хочешь?– спросил Миша.
– У-у, хочу-у! – донесся голос из ямы.
– Мясо будешь?
– Бу-у-ду-у-у, – снова провыл Волк.
Миша бросил в яму полбанки тушенки. Раздалось сочное "шмяк", за которым последовало смачное "чавк-чавк-чавк".
– Как я предполагал, – произнёс Верблюд, – слухи о волчьем вегетарианстве несколько преувеличены. Как гласит верблюжья народная мудрость: "Сколько волка капустой не корми, а он все равно мяса хочет!"
– Не стоит говорить об этом Лосику,– заметил Миша.
– Пожалуй, что не стоит,– согласился Дрëма.
Глава 9. Отлив
Миша проснулся от холода, костер уже догорел. Над морем алела полоска зари. Верблюд мирно дремал, подогнув под себя все четыре ноги. Миша прижался к теплому верблюжьему боку и попытался согреться. Но все равно было холодно.
– Дрёма, Дрёма, просыпайся,– Миша потолкал Верблюда в бок, – пора Волка вытаскивать!
Верблюд пожевал губами и ответил ровным спокойным голосом, как будто и не спал совсем.
– Полагаю, что погода благоприятствует нашим замыслам. Отправляйся на корабль за веревкой подлиннее. А я проведаю нашего капитана и разузнаю о его физическом и моральном самочувствии.
Миша взглянул в сторону океана и оторопел. Море исчезло! На месте залива простилалось поле из грязи, луж и торчащих камней. Между ними зеленели полянки из водорослей. «Мишкин ковчег» одиноко стоял на дне, слегка покосившись на левый борт. Якорные цепи бессильно обвисли, а мачты уныло наклонились.
– Дрëма! – закричал Миша. – Море ушло!
Верблюд покрутил головой, понюхал воздух и задумчиво произнес:
– Полагаю, мой юный друг, что мы имеем дело с характерным примером сизигийного отлива, который в этих краях достигает значительной высоты. Удивительно, однако, что наш
многоопытный капитан не учел этот фактор.
– Какого отлива? – переспросил Миша. – Сигизийного?
– Мой юный друг, – ответил Дрëма, – ты, конечно, знаешь, что приливы и отливы связаны с притяжением Луны и Солнца. Когда их силы складываются, то возникает особенно сильный прилив или отлив, который называется си-зи-гий-ный.
– Понятно, – сказал Миша, – но как же мы теперь выберемся отсюда?
– Раз вчера вечером был прилив, то к вечеру вода вновь поднимется до прежней отметки. Главное, чтобы наш корабль не получил пробоин об острые камни, иначе, мы имеем шанс остаться на дне во время прилива, также как и во время отлива.
– То есть, до вечера воды не будет? – уточнил Миша.
– Вряд ли, – ответил Верблюд, – но зато ты можешь добраться до корабля пешком.
Мише ужасно не хотелось идти пешком по грязному топкому дну. Он вспомнил, как папа говорил, что из любого безвыходного положения есть как минимум два выхода. И один выход сразу же пришел к нему в голову.
– Дрëма, – осторожно сказал Миша, – а ты не мог бы мне помочь?
Верблюд поднял левую бровь и покосился на Мишу.
– Чем я могу тебе помочь, мой юный друг? – спросил Верблюд.
– Ты же корабль пустыни? – зашел Миша издалека.
– Так иногда называют наше гордое племя! – согласился Верблюд.
– А вот это дно, оно похоже на пустыню, правда? – сказал Миша.
Верблюд прянул ушами, пожевал губами и недовольно пошевелил бровями.
– Некогда я оставил работу вьючного животного , чтобы посвятить свою жизнь умственному труду.
– Пожалуйста, довези меня до корабля и обратно, очень тебя прошу! – попросил Миша.
Верблюд глубоко вздохнул и опустился на колени.
– Ладно, залезай! – сказал он. – Но помни, мой юный друг, что я дромадер, а не бактриан, поэтому постарайся не сползать мне на голову!
Верблюд побрел по океанскому дну в сторону корабля. Миша еще никогда не ездил на верблюде. Это оказалось не очень удобно. Чтобы не сползать Верблюду на шею, он лег животом на горб и стал смотреть вниз. На обнаженном морском дне кипела жизнь. В глине копошились пучеглазые крабики, в лужицах плавали рыбки, а на камнях сидели чайки, которые вспархивали из-под самых копыт.
Верблюд шел молча, и лишь кряхтел, когда Миша ерзал по его спине.
Через пять минут они были уже у корабля.
– Давай посмотрим, нет ли дырок в днище, – предложил Миша.
Они объехали корабль по кругу. К счастью, дно моря в этом месте было довольно ровное, без камней. Правый борт был виден целиком, но левый был скрыт морским илом.
– Вероятность пробоины представляется мне минимальной! – сказал Верблюд. – Однако, мой юный друг, довольно ездить на моем горбу. Поднимайся на борт!
Миша осмотрелся и сообразил, что веревочная лестница исчезла. Видимо, Лосик поднял ее наверх.
– Лосик! – позвал Миша,– спусти мне лестницу!
Он немного подождал, но Лосик на палубе не появился.
– Спит, наверное, – подумал Миша, вытащил из кармана пистолет и постучал рукояткой по корпусу.
Звонкое эхо разнеслось над заливом. Потом в воздухе повисла тишина. На «Ковчеге» не было слышно ни шороха, ни движения.
– Кажется, наш сохатый друг унес отсюда копыта! – сказал Верблюд.
Миша закричал изо всех сил:
– Лось, я знаю, что ты там! Спускай лестницу, иначе мы уплываем!
В глубине корабля послышался топот копыт. Скользя по наклонившейся палубе, Лосик с трудом добрался до борта и зацепился мордой за перила. Он был очень испуган. Его рога и уши висели в разные в стороны, а хохолок на макушке наоборот торчал торчком. – Как уплываете? – заикаясь, проговорил Лосик. – Мы не можем уплыть! Море высохло, а кораблик покосился.
– Высохло… – передразнил Миша. – Лестницу сбрось скорее!
Лосик огляделся по сторонам, но за лестницей не пошел.
– А где Волк? – спросил Лосик, прячась за перилами. – Это он всю ночь выл на берегу?
– Мой сохатый друг, – обратился Верблюд к Лосику, – давай отложим наше повествование до более благоприятного случая. Будь любезен, помоги нашему юному другу подняться на борт!
Лосик взял зубами конец веревочной лестницы и сбросил ее за борт. Лестница попала Мише по голове и больно отхлестала его по щекам.
– Лосик! Ты хоть смотришь, что ты делаешь? – закричал Миша.
Ответа не последовало, и Миша полез вверх.
Поднявшись, наконец, на палубу, он обнаружил, что Лосик опять исчез.
– Обиделся! – подумал Миша и сразу же пожалел, что отругал своего друга.
Однако сейчас было не до извинений. Ходить по накренившейся палубе оказалось очень трудно, в любой момент можно было оступиться и скатиться за борт. Держась руками за перила, Миша добрался до швартового линя, смотал его в кольцо и повесил себе на шею. Обратный путь с тяжелой петлей на шее оказался еще сложнее. К счастью, Верблюд по–прежнему стоял под веревочной лестницей.
– Ну что, Дрëма? В обратный путь! Ты не очень устал?– Миша постарался приободрить свое транспортное средство.
– Это не имеет значения! – с достоинством заметил Верблюд. – Как говорили великие полководцы: «Gaudet patientia duris!», что означает: «Долготерпение торжествует!». Поехали!
Через двадцать минут они уже были на берегу возле волчьей ямы.
Волк немного пришел в себя, он уже не выл, а только ругался.
– Сейчас мы тебя вытащим, Волчек! – радостно прокричал Миша.– Мы вот веревку притащили!
Волк прокричал из глубины что-то неразборчивое.
Пора было приступать к спасательной операции. Один конец веревки Миша привязал к Верблюду, а другой – аккуратно опустил в расщелину.
– Давай, Волк, обматывайся веревкой!– прокричал Миша.– Сейчас мы тебя тащить будем.
Волк обвязал веревку вокруг пояса, а затем еще взялся за нее зубами.
– Давай! – закричал Миша Верблюду.– Тяни!
Верблюд пошел вдоль берега прочь от ямы. Веревка натянулась, но сразу же врезалась в камень на краю и застряла. Миша попытался ее приподнять, но у него не хватило сил.
– Стой! – закричал Миша.– Так не пойдет!
Верблюд сделал шаг назад, и Волк плюхнулся на дно ямы.
– Сила трения препятствует движению,– заметил Верблюд, – нам необходимо обеспечить скольжение веревки.
– Что? – спросил Миша,– Говори проще, что надо делать?
– Надо подложить что-то скользкое, вот сюда,– объяснил Верблюд и показал копытом на край ямы, – это, например, может быть полено, смоченное в воде.
– Надо пойти поискать, – сказал Миша.
– Это разумное решение, мой юный друг, – сказал Верблюд, – однако советую быть осторожнее. Если ты тоже провалишься в яму, то доставать придется двоих, а это значительно осложнит задачу.
– Не бойся, я не провалюсь!– сказал Миша и отправился на поиски вдоль берега.
Глава 10. Бизон
Миша прошел довольно далеко, но нужного полена так и не попадалось. Он уже собирался повернуть назад, как вдруг увидел вдали что-то вроде рощицы, тянущейся из глубины суши в сторону океана. Миша прибавил шагу.
Минут через десять Миша добрался до места. За деревьями слышался шум воды. Раздвинув ветки, он увидел речку, которая, плескаясь по камням, впадала в океан.
– А вот и пресная вода, – подумал Миша.
Он пробрался сквозь кусты, попрыгал по камням среди осоки и оказался на берегу. Миша присел на корточки и зачерпнул воду горстями. Вода оказалась очень вкусной и пахла свежей травой.
Миша повернулся назад, чтобы поискать какую-нибудь деревяшку, сделал шаг и ... застыл.
На том месте, где он был минуту назад, стояло неизвестное животное с кривыми острыми рогами и неподвижно смотрело на Мишу. Животное отдаленно напоминало быка, только передняя его часть была покрыта густой курчавой шерстью, а задняя была обычная, как у коровы.
– Привет, – сдавленно сказал Миша, не ожидая от этой встречи ничего хорошего.
Животное ничего не ответило, а только помахало хвостом.
Миша подумал, что хорошо было бы убежать от этого зверя, но сзади плескалась река, а путь к Волку и Верблюду был отрезан. Приходилось вступать в переговоры.
– Я – Миша, – громко и отчетливо произнося слова, сказал Миша, – я здесь путешествую. Мой товарищ попал в беду, я пытаюсь ему помочь.
Трудно было понять, понимает ли животное Мишу. Оно молчало и только помахивало хвостом с кисточкой на конце.
Миша осторожно двинулся в сторону зверя, но животное наклонило голову вниз, выставив вперед острые кривые рога.
– Я… – начал Миша, но не сумел закончить.
– Бодаться будем? – неожиданно спросило животное.
– Бодаться? – оторопел Миша. – Я не умею бодаться, я не бык, я мальчик, меня зовут Миша.
– А я бизон, – сказало животное,– меня зовут Бузон.
– Очень приятно, – ответил Миша,– хотя пока что ему было не очень приятно.
– Приятно бодаться, – сказал бизон Бузон, – все остальное ерунда! Я ищу кого-нибудь, с кем бы можно бы было бодаться. Ты тут не встречал кого-нибудь на счет бодания?
– Нет, – сказал Миша, – я тут с Волком и Верблюдом.
– От волков одни неприятности,– сказал бизон.
– Это совсем другой волк,– возразил Миша,– он не кусается, к тому же он Морской Волк, а не сухопутный. Он ... – Миша хотел сказать «вегетарианец», но, вспомнив про вчерашнюю тушенку, промолчал.
– Волк везде волк, – помахал хвостом бизон, – а где он сейчас?
– Он провалился в яму на берегу, а мы с Верблюдом пытаемся его спасти.
– А верблюд – крупное животное? – спросил Бузон. – Оно
бодаться может?
Миша не мог представить, чтобы Дрëма стал бы с кем-то бодаться, но потом решил схитрить.
– Крупное, – ответил Миша,– а насчет бодания, ты сам у него спроси!
– Идет, – обрадовался бизон,– веди меня к верблюду!
– Хорошо,– сказал Миша, – только мне надо отломать какую-нибудь деревяшку.
– Какую деревяшку,– спросил бизон,– вот эта подойдет? – он кивнул в сторону засохшего ствола дерева, торчащего из берега реки.
Миша посмотрел на ствол и подумал, что это было то, что нужно.
– Подойдет, но... – неуверенно начал Миша.
Докончить он не успел. Бизон исчез в кустах. Послышалось громкое сопение, шлепание копыт по воде, хруст веток, и перед Мишей промелькнула коричневая фигура с низко опущенной головой.
«Бах-хрясь!» – бизон врезался лбом в сухое дерево. Дерево рухнуло, словно срубленное топором. Бизон покрутил головой, встряхнулся и сказал:
– Совсем трухлявое, никакого удовольствия!
– Бузон, – сказал Миша, – раз уж ты помог мне сломать это дерево, не мог бы ты и довезти его до Верблюда?
– Ладно, – сказал Бузон, – клади мне на спину! Веди к твоему верблюду.
Миша взвалил дерево на Бузона и пошел рядом, с большим
трудом удерживая ствол на покатой бизоньей спине.
Так они добрались до волчьей ямы.
Увидев бизона с деревом на спине, Верблюд ничуть не удивился.
– Благодарю вас глубокоуважаемый бизон за оказанную вами помощь, – начал свою речь Дрëма.
– Чего? – спросил Бузон, уставившись на Верблюда.
– Дрëма,– поспешил вмешаться в дело Миша, – это мой новый знакомый – бизон по имени Бузон. Он очень хочет с кем-нибудь пободаться, и я подумал, что, может быть ты...
Миша замолчал. Но Верблюд совсем не смутился.
– С большим удовольствием составлю Вам компанию, глубокоуважаемый бизон Бузон, в Вашем благородном деле.
– Что? – промычал бизон. – Не понял, бодаться будем?
Дрëма оценивающе поднял на бизона правую бровь.
– Конечно, будем, можете не беспокоиться, – сказал он,– позвольте только согласовать условия поединка.
– На любых условиях, – горячо выдохнул бизон, роя копытом песок.
– Поскольку я несколько выше Вас в горбу, – сказал Верблюд, растягивая каждое слово, – я опасаюсь, как бы Вы не оставили поле боя или, попросту говоря, не сбежали бы раньше времени.
Миша, открыв рот, смотрел на Дрëму, не понимая, куда он клонит.
– И поскольку я не столь молод, чтобы гоняться за Вами по прерии, то позвольте мне Вас привязать.
Глаза бизона приобрели бордовый оттенок и он стал похож на Минотавра, которого Миша видел в мультфильме.
– Меня? Привязать? Чтоб не сбежал? – прохрипел бизон. Казалось, что из его ноздрей сейчас вырвется пламя.
– Если Вы боитесь, то можете отправляться восвояси,– спокойно и даже занудно продолжал Верблюд, – с трусами я дело не имею!
– Вяжи! – тяжело хрюкнул бизон.
– Вот и чудно, – сказал Верблюд и невзначай пододвинул ствол дерева к краю волчьей ямы.
– Мой юный друг, – обратился он к Мише, – я прошу тебя быть моим секундантом. Перекинь вот эту веревку через ствол и привяжи к ней моего уважаемого противника.
Миша сделал на веревке петлю, осторожно приблизился к раскаленному бизону, накинул ему на шею аркан и туго затянул.
– Покрепче, пожалуйста, вот так, – руководил Дрëма.
– Дистанция сто шагов, – продолжал Верблюд, – веревка длиной пятьдесят шагов, так что каждый из нас пробежит ровно половину расстояния до столкновения. Сходимся по команде секунданта. Вы – от этой ямы, а я – вон от той лодки. Условия понятны?
Бизон покрутил головой и продолжил рыть копытами землю.
Верблюд встал между бизоном и шлюпкой и низко наклонил голову, как будто в самом деле собрался бодаться.
Миша нагнулся над ямой, где сидел Волк.
– Держись, капитан, сгруппируйся! – прошептал он.
Миша отошел подальше, присел на корточки и крикнул: "Давай!"
Веревка засвистела по стволу дерева. Взметая копытами песок и камни, бизон бросился на противника, набирая скорость. Верблюд побежал ему навстречу, но в самый последний момент перед столкновением с невероятной проворностью подпрыгнул и отскочил в сторону.
«Хлоп!»
Волк взлетел в воздух, как вылетает из шахты баллистическая ракета.
«Хрясь!»
Бизон прорыл копытами траншею и воткнулся рогами в нос шлюпки.
«Бац!»
На спину Бузона приземлился доблестный капитан Волк.
Раздался крик, рев, вой и все затихло. Верблюд просеменил к шлюпке и тщательно осмотрел поле боя.
– Поздравляю с освобождением из плена, уважаемый капитан! – сказал Дрёма, – Вы можете отпустить моего оппонента, он уже не убежит.
Волк разжал челюсти и плюхнулся на землю.
– Повреждения к корпусе есть, но к счастью, выше ватерлинии, – сказал Верблюд. – Рога застряли плотно, но их можно выбить веслом. Впрочем, с этим не стоит торопиться.
Миша приблизился к Бузону. Тот не вырывался, а стоял молча с опущенной головой и тяжело дышал.
– Уважаемый противник, – обратился к бизону Верблюд, –
позвольте считать нашу схватку законченной вничью. Я не попал в Вас, а Вы не попали в меня. Мы квиты, если можно так выразиться.
– Хорошо, – вдруг сказал бизон.
– Что хорошо? – уточнил Верблюд.– Вы принимаете условия перемирия?
– Хорошо пободались! – сказал бизон. – Давно я так не бодался. Спасибо!
На всякий случай бизона оставили остывать рогами в шлюпке. Миша осмотрел Волка. Никаких видимых повреждений на капитане не было.
– У тебя что-то болит? – спросил Миша.
Волк отрыл пасть.
– Зу-у-убы болят,– тихо провыл Волк.
– Зубы? – удивился Миша,– почему зубы?
– Волк вцепился зубами в веревку, чтобы не порваться на старте, – объяснил Верблюд,– это было благоразумное решение!
– У вас травки пощипать не найдется? Я проголодался! – неожиданно попросил Бузон.
Он выглядел совершенно мирным и спокойным, как домашняя корова.
– Кажется, нашего нового знакомого пора освобождать, – сказал Дрëма,– он больше не представляет общественной опасности.
Миша взял весло и выбил бизоньи рога из корпуса шлюпки.
– Куда вы плывете? – спросил Бузон, обретя свободу.
– Мы совершаем кругосветное путешествие и держим курс на зюйд-ост, – ответил Миша.
– Куда? – не понял Бузон.
– Туда! – Миша махнул рукой в сторону океана.
– А, – сказал Бузон, – понятно! А там есть с кем бодаться?
– Не знаю, – сказал Миша, – но, если очень захотеть, то всегда можно найти.
– Возьмите меня с собой, – попросил Бузон, – у себя в прерии я уже всех перебодал. А мне хочется еще!
– Сто тысяч бешеных бизонов, – сказал Волк, – мы не можем взять это животное на наш корабль. Он нам там всё перебодает!
– Совершенно согласен с достопочтимым капитаном, – поддержал его Верблюд, – бизон на борту может представлять опасность как для корабля, так и для экипажа.
– Ну как-то можно его взять? – попросил Миша. – Мне не хочется с ним расставаться.
– Я не буду никого бодать на корабле, – пообещал Бузон.
Верблюд поднял правую бровь и внимательно посмотрел на бизона.
– Данная авантюра возможна исключительно в том случае, если соорудить для нашего пассажира закрывающееся стойло в трюме, – сказал он.
– Я сделаю ему стойло, – сказал Миша, – только давайте возьмем его с собой!
– В подобных случаях решение остается за капитаном, – проговорил Верблюд, покосившись на Волка.
– А! Делайте, что хотите, – сказал Волк, – только давайте скорей возвращаться на корабль!
– Глубокоуважаемый капитан, – ответил Верблюд, – к сожалению, Вы не учли, что в этой местности происходят значительные приливы и отливы. Судно лежит на дне. И хотя оно, кажется, не пострадало, отплыть мы сможем не раньше вечера! Debito tempore! В должное время!
Глава 11. Пираты
В ожидании прилива друзья набрали чистой воды и нарвали свежей травы для Бузона.
К вечеру бухта стала заполняться водой. Волна пробежала по илистому дну, подхватила «Мишкин ковчег», и он снова закачался на поверхности. Когда море дошло до самого берега, путешественники сели в шлюпку и поплыли в сторону корабля.
На этот раз веревочная лестница была на месте. Лосик встревожено выглядывал из–за перил.
– Кого это вы там везете? – крикнул Лосик.
– Это наш новый друг, – ответил Миша, – его зовут бизон Бузон.
– А зачем он нам тут нужен? – спросил Лосик.
Миша хотел ответить, но в этот момент шлюпка причалила к кораблю.
Поднять Бузона на борт оказалось непростым делом. Он никогда не лазил по веревочным лестницам и категорически отказывался этому учиться. Пришлось опять привязывать бизона веревкой и общими усилиями затаскивать его на борт.
Увидев перед собой Лосика, Бузон очень обрадовался.
– О–о! Какие рога! Мне бы такие рога, я бы перебодал всех на свете! Как тебя зовут? Ты любишь бодаться? – продолжил Бузон, обращаясь к Лосику.
– Нет, – забеспокоился Лосик, – я Лосик! Я маленький и беленький. Я люблю кушать ягель, а бодаться совсем не
люблю.
Бузон расстроился.
– А зачем тебе такие рога? – спросил Бузон.
– Рóги у меня для красоты, – ответил Лосик.
– Прошу вас временно оставить мысль о бодании и проследовать в трюм, – вмешался в беседу Верблюд.
Бузон нехотя отправился в кубрик. Из стульев, стола и веревки Миша соорудил для него стойло и положил туда душистой травы. Теперь и всем остальным членам экипажа можно было подкрепиться.
После трапезы путешественники подняли якоря и вышли в открытый океан.
Несколько дней прошли без приключений. Они держали курс на юго-восток. Ветер был ровный, попутный и Мише нечасто приходилось лазить вверх и вниз по мачтам, чтобы спускать и поднимать паруса.
Честно говоря, ему немного надоело делать все самому. Капитан Волк только командовал. Дрëма смотрел вперед и рассуждал. От Лосика вообще толку было мало. А Бузон безвыходно пребывал в стойле, жевал траву и мечтал о грядущем бодании. Зато Миша научился менять галс, ходить по реям и даже измерять скорость при помощи лот–линя. Капитан Волк редко хвалил Мишу, но стал гораздо сдержаннее, реже ругался, и иногда в его желтых глазах пробегал огонек, который Миша принимал за скрытое одобрение.
Однажды погожим днем Миша грелся на палубе под теплым тропическим солнцем. Работы было немного. Волк, который
все утро простоял у руля, ушел в свою каюту отдыхать. Лосик и Бузон сладко похрапывали в трюме. На палубе остались только Миша и Верблюд. Дрëма мирно смотрел вдаль, слегка прикрыв глаза. Небо было ясное, синее. Ветер раздувал паруса и щекотал Мише щеки. Корабль покачивался на волнах, и, стоя у руля, Миша задремал…
Он открыл глаза и …. прямо по курсу увидел то, отчего его сердце екнуло и ушло в пятки. Это был ПИРАТСКИЙ корабль черного цвета с черными парусами.
Миша бросился к Верблюду и затряс его за уши:
– Дрëма! Дрëма! Ты спишь? Смотри, пираты!
Верблюд невозмутимо поморгал ресницами, поднял голову и сказал:
– Очень вероятно, что ты прав, мой юный друг!
– Так, что же ты молчишь и не говоришь? – закричал Миша.
– Именно это я тебе и говорю, мой юный друг! – спокойно отозвался Дрëма.
Миша бросился к судовому колоколу и изо всех сил задергал веревку. Бешеный звон нарушил безмолвие тропического дня.
– Тревога! Тревога! Пираты! – кричал Миша.
На палубу выскочил капитан Волк, поправляя на бегу треугольную шляпу.
– Где? Кто? Какие пираты?
Волк выхвалил из-за пояса подзорную трубу и направил ее на черный корабль.
– Миллион протухших селедок! Это и вправду пираты! Я вижу на мачте пиратский флаг – Веселого Роджера. Куда вы
смотрели, ротозеи? До них осталось не больше мили! Мы не успеем сменить курс! – закричал Волк.
– Лево на борт! – продолжал кричать Волк, сам подскочил к штурвалу и крутанул его влево. От неожиданности Миша кулем повалился на палубу и оказался нос к носу с Лосиком, вылезавшим из трюма.
– Пираты? Нас съедят? – пролепетал Лосик. – Меня съедят? Меня, маленького, беленького?
Слушать причитания Лосика было некогда.
– Поднять все паруса! – вопил Волк.
Миша бросился к мачте и полез вверх, обивая колени и сдирая кожу на ладонях.
Через минуту все паруса на всех мачтах были подняты. «Мишкин ковчег» встал под крутым углом к ветру и наклонился на левый борт. За бортом слышались шипение и плеск набегающих волн. Пиратский корабль оказался теперь позади и немного справа. Даже без подзорной трубы Миша мог разглядеть его мачты с косыми черными парусами и черный флаг с черепом и костями наверху.
– Полундра! Пушки к бою! – закричал капитан Волк.
Миша с Волком подкатили пушки к правому борту.
– Заряжай! – скомандовал Волк.
Миша засыпал порох, завернул ядро в носовой платок и засунул его в дуло пальником. Ту же операцию он проделал и со второй пушкой, хотя второго носового платка у Миши не нашлось. Он развернул пушки в сторону пиратского корабля и прицелился.
– Стой, не стреляй! – прокричал Волк. – Не добьет!
Пираты настигали «Мишкин ковчег», но им приходилось заходить с наветренной стороны, что затрудняло сближение.
Миша направил подзорную трубу на пиратский корабль. Он разглядел на борту золотые буквы и прочел: «Черная медуза». Выше, на палубе, он увидел снующие фигурки людей в странных маскарадных костюмах. Один пират с красным платком на голове размахивал саблей и показывал ею в сторону Миши. Другой пират с черной повязкой на глазу лез вверх по вантам. Третий самый главный пират в старинном кружевном камзоле никуда не бежал. Он стоял на капитанском мостике и отдавал команды в толстую трубу. Команд слышно не было, но пираты пробегали мимо капитана особенно резво.
Миша разглядел и пушки, направленные прямо в сторону «Ковчега». Он стал считать пушки, но все время сбивался из-за качки.
– Раз, два, три, четыре, пять шесть, семь, восемь … Восемь! А у нас только две, – с горечью думал Миша, – я же просил папу купить мне еще пушек. А он мне говорил: «Зачем еще? У тебя и так две есть!»
– Двадцать тысяч кашалотов! – прервал Мишины размышления хриплый голос Волка за спиной. – Это же брамсельная шхуна, самое быстроходное судно в этих морях! Что мы можем с ней сделать на нашей посудине?
– Драться! – коротко ответил Миша. – Сейчас мы будем драться!
И словно в ответ на Мишины слова пиратская шхуна сверкнула
огнями, ее заволокло густым дымом.
– Ложись! – закричал капитан Волк неволчьим голосом.
Мишу не пришлось долго упрашивать, как когда-то маме приходилось уговаривать его лечь в постель. Он ничком рухнул на палубу. Свист ядер разорвал воздух над головой. Раздался хруст ломаемых досок и треск раздираемой материи. Одно из ядер пробило парус на грот-мачте, другое ударило в корму, еще одно ядро упало на юте и проломило палубу. Но к счастью большинство ядер не долетело до корабля. Они упали в океан и подняли фонтаны воды.
– Поднимай стволы выше! – прокричал Волк. – Дай им жару!
Миша прицелился повыше, чиркнул спичкой, зажег смолу на пальнике и прикоснулся им к небольшой дырочке в стволе.
– Бах! – рявкнула первая пушка. Дым покрыл палубу. До Миши донеслось хищное «хрясь». Как только дым рассеялся, Миша схватил подзорную трубу
На месте, где стояла одна из вражеских пушек, он увидел дымящуюся дыру и бегающих вокруг пиратов.
– Ура! – закричал Миша. – Мы попали!
– Давай вторую! – рявкнул Волк.
Бах! Вторая пушка подпрыгнула и откатилась назад. Но второго «хрясь!» не последовало. Ядро перелетело через пиратский корабль, лишь немного повредив такелаж.
Миша увидел, что пираты перезаряжают свои орудия. Их следующий залп обещал быть последним для «Мишкиного ковчега».
– Не стрелять! – донесся до Миши страшный гнусавый голос.
– Живьем брать, корабль не топить! Абордажные крючья приготовить!
«Черная медуза» надвигался с правого борта. Пираты бегали по палубе и разматывали веревки с крючками на конце. Раздался стук железа по дереву, и чёрный трезубый крюк впился в борт «Ковчега».
– Полундра! – закричал Волк, вытаскивая шпагу. – Свистать всех наверх, оружие к бою!
Миша выхватил свою саблю и пистолет. Он оглянулся в поисках остальных, но увидел, что на палубе никого кроме него и Волка не было. Исчез даже Верблюд. Миша испугался, что Дрëма мог свалиться в воду. Впрочем, премудрый Верблюд скорее всего спрятался в трюме в надежде переждать опасность. Но думать об этом было поздно.
«Чмок, чмок», еще два абордажных крюка зацепились за борт. Веревки натянулись, черная туша пиратского корабля навалилась на «Мишкин ковчег».
«Бух!» – на «Мишкин ковчег» упал абордажный мостик, три широкие сбитые вместе доски.
Миша видел красные разгоряченные лица пиратов, их кривые сабли и блестящие пистолеты, ножи и веревки в руках. Пираты громко кричали и хохотали, как будто они пришли на веселую комедию.
– Хватайте мальчишку! – раздался гнусавый голос из трубы. – А эту образину с хвостом – бросайте в море!
Первый пират в красном платке на голове, ухмыляясь Мише в лицо, полез на мостик.
– Отходи назад! – крикнул Миша Волку, взвел курок и выстрелил пирату в живот.
«Бах!»
Пират согнулся пополам, завыл и упал на руки своим товарищам.
– Назад, на мачту! – крикнул Волк из-за Мишиной спины.
С яростным воем и искореженными лицами пираты кинулись на мостик. Миша побежал назад к грот-мачте, бросил саблю и схватился руками за ванты, но в этот момент он почувствовал, как кто-то грубо схватил его сзади за штаны. Он обернулся и увидел пирата с бритой головой и открытым щербатым ртом. Пират рванул Мишу к себе, так что тот еле удержался на мачте.
Но в этот момент раздалось еще одно «бах». Щербатый пират отпустил штаны, вскинул руки вверх и мягко повалился назад. Капитан Волк неплохо стрелял.
Миша полез наверх. Добравшись до грота-реи, он обернулся. Цветастая куча пиратов копошилась над каким-то буро-зелёным кульком. Из глубины кучи доносилось глухое рычание и вой. Миша понял, что пираты сбили Волка с ног и теперь вязали его веревкой, чтобы бросить в море.
– Стойте! – закричал Миша первое, что пришло к нему в голову. – У него золото!
Пираты замерли и обернулись на Мишу.
Настала тишина.
Глава 12. Избавление
– Му-у-у! – прокатился над водой низкий и глубокий звук. Миша оглянулся. На дальнем краю палубы стоял бизон Бузон, поматывая головой и спокойно помахивая хвостом.
– Бизон! – закричал Миша с реи.– Спаси нас, забодай пиратов!
Но бизон не спешил выполнять просьбу. Он вздрогнул всем телом и, стуча копытами, пошел в сторону кучки пиратов.
– Ребята, – весело, и, как показалось Мише, даже дружелюбно сказал бизон пиратам, – бодаться будем?
Пираты оторопело уставились на бизона.
– Эй, там, на палубе! – раздался гнусавый голос с пиратского корабля. – Забейте эту скотину, нас ждет хорошее жаркое на ужин!
Бузон словно не услышал этих страшных слов. Он продолжал спокойно брести в сторону пиратов.
– Ребята, бодаться будем? – повторил Бузон.
Красноносый, кривоногий пират в черной косынке на голове первым пришел в себя.
– Руби корову, братцы, – закричал он, – стреляйте!
Он выхватил пистолет и выстрелил бизону в голову.
«Дзинь»!
Пуля попала Бузону в правый рог и срикошетила в мачту. Бизон вздрогнул, ощутив повреждение своему рабочему инструменту. Его глаза вспыхнули багровым огнем, голова наклонилась вниз, копыта застучали-забуксовали по скользкой
палубе, как колеса автомобиля по обледенелой дороге. Но не прошло и мгновения, как сцепление с поверхностью произошло. А в следующую секунду Бузон сумел развить скорость, достаточную для тяжелой кавалеристской атаки.
Второй выстрел пираты сделать не успели.
Как ядро из сказочной пушки падает во вражеский стан, взрывая и разбрасывая все вокруг, так врезался бизон по кличке Бузон в кучу пиратов на палубе «Мишкиного ковчега». Не поняли пираты, просто не успели осознать, что с ними произошло.
«Хлоп!»
Красноносый, кривоногий пират в черной косынке на голове взлетел метров на пятнадцать в воздух и стал опускаться к поверхности океана по сложной баллистической кривой.
«Бац!»
И здоровенный, похожий на бочонок пират вылетел с «Мишкиного ковчега» и застрял вверх ногами между бортами сцепленных кораблей.
Бизон сделал мгновенный разворот, встал на передние ноги и лягнулся одновременно двумя задними копытами в разные стороны, как самый заправский каратист в самом лучшем боевике. Еще один пират с серьгами в ушах полетел вниз головой в открытый люк трюма, а пират с ятаганом в руке, так и не успев взмахнуть своим оружием, «ушел» далеко, на самый бушприт, и там застрял в кливерах, как муха в паутине.
Мощное движение бизоньей головой туда-сюда.
«Чмок, чмок»!
Еще два пирата беспомощно повисли на фор-бом-брам-рее, как рождественские елочные игрушки.
– Ребята! – радостно замычал бизон. – Здóрово, ребята, еще бодаемся!
Но поле битвы опустело. Бизон оглянулся и заскучал.
– Отдать абордажные! Отходим! – раздался сдавленный гнусавый голос с «Черной медузы».
– Ребята! Так вы там? – снова обрадовался Бузон.
Два пирата, убиравшие абордажный мостик, сделать свою работу не успели. Бизон пролетел между ними, и его мощными боками их смыло в море.
– Ребята, живем! – радостно и утробно ревел Бузон, разбрасывая встречных пиратов и круша «Черную медузу!»
– Глори, глори, аллилуйя! – пел он. – Это лучший день в моей жизни! Я еще никогда... «бах, ба–бах»… слышите, никогда так не бодался! Спасибо вам, ребята!
Черные паруса заслоняли поле боя. Миша видел только тела взлетающих в воздух пиратов и слышал звуки выстрелов. Он боялся, что пираты попадут в Бузона. Но через секунду вновь раздавалось победное «глори, глори, аллилуйя» и следующий разбойник летел в океан.
Вот, Бузон погнался за одним из последних пиратов. Маленький разбойник ловко уворачивался от рогов, маневрируя среди деревянных обломков. Бузон преследовал своего противника, часто промахиваясь рогами, и, видимо, не торопясь завершать сражение.
Бузон отбежал на корму «Черной медузы», чтобы набрать
скорость, и во весь опор бросился в атаку. Маленький пират, взмахнув обрывком паруса, как тореадор плащом, отскочил в сторону и спрятался за фок-мачтой.
И в это мгновение Миша заметил пиратского капитана в кружевном камзоле и с черной повязкой на глазу. Он сидел на мачте «Медузы» почти напротив Миши и целился в бизона сразу из двух пистолетов.
– Берегись, Бузон, сверху! – закричал Миша.
Видимо, этот крик отвлек бизона от погони. Он не сумел сманеврировать и на всем скаку влетел лбом в мачту.
Звук страшного удара бизоньей головы о толстую мачту и звук сдвоенного выстрела из пистолетов слились вместе. Воздух заволокло дымом. Потом к этим звукам добавился какой-то странный скрип и скрежет. Миша в ужасе увидел, как фок-мачта пиратского корабля качнулась, сдвинулась с места и стала заваливаться назад на грот-мачту, ломая ее и обдирая остатки такелажа и парусов.
Мачты рухнули, паруса как черный саван покрыли поле битвы, настала тишина. Черный безжизненный пиратский корабль, покрытый сверху черными неподвижными полотнищами, выглядел ужасающе, как плавающий гроб.
Миша немного подождал и заплакал. Ему показалось, что Бузон погиб. Может быть, его подстрелил пиратский капитан, может быть, он разбил голову о мачту, возможно, его задавило упавшими реями. Впрочем, какая разница – отчего он погиб? Главное – он погиб как герой, спасая своих новых друзей.
Глотая слезы, Миша слез с мачты. Надо было развязать Волка и найти Лосика с Верблюдом.
Вдруг из люка «Ковчега» высунулась пиратская голова с серьгами в ушах и огромным синяком под глазом. Корсар опасливо оглядывался по сторонам и прислушивался. Он вытащил из-за пояса нож, взял его в зубы, встал на четвереньки и пополз по палубе «Мишкиного ковчега» к правому борту, в сторону «Черной медузы».
Миша сжался в комочек и притаился за мачтой. В это же самое мгновение из другого люка показалась перепуганная морда Лосика. Он высунул нос, понюхал воздух, прислушался и стал осторожно вылезать на палубу, глядя в сторону «Медузы».
Расстояние между Лосиком и пиратом сокращалось. Неожиданно доска под Лосиком скрипнула. Пират обернулся и увидел перед собой еще одну рогатую морду. В эту секунду Лосик тоже увидел пирата и завизжал так громко, словно хотел этим воплем разорвать пирата на куски. Флибустьер5 заорал, выронил нож изо рта, вскочил на ноги, бросился к абордажному мостику, но споткнулся о край палубы и, не прерывая крика, полетел в океан.
«Плюх!»
Опять стало тихо.
– Лосик, дорогой, ты жив! Как я рад тебя видеть! – Миша бросился обнимать друга. – Пойдем, развяжем Волка. А где Дрëма?
– Я его не видел! – ответил Лосик. – А тут больше пиратов нет?
– Нет, – сказал Миша, – кажется, больше нет.
Они нашли на палубе своего капитана и развязали его. Волк пребывал в весьма плачевном состоянии. Камзол на нем был изодран, а хвост безжизненно висел, как обрубок. Но дух капитана не был сломлен.
– Миллиард лохматых китов, – прохрипел Волк, – если бы второй пистолет не дал осечку, они бы ни за что меня б не одолели.
– Волк, дорогой, – сказал Миша, – я все видел, ты дрался как настоящий Морской Волк.
– Что, собственно, вполне логично было предположить, – раздался позади друзей знакомый протяжный тенорок.
Верблюд!
– Разумеется, – сказал Верблюд, после того, как выбрался из объятий друзей, – я Верблюд, а вы ожидали увидеть здесь кого-то другого?
– Верблюд, мы так рады, что ты жив, – сказал Миша, – теперь мы все вместе… кроме Бузона. Он, кажется, погиб. Наверное, он разбил себе голову о мачту!
– Последняя гипотеза представляется мне маловероятной, – сказал Верблюд и посмотрел в сторону «Черной медузы».
И словно в ответ на эти слова черный парус на палубе «Медузы» зашевелился, приподнялся, приобрел силуэт крупного жвачного животного, и на палубе появился Бузон. Никаких видимых повреждений на Бузоне не было, но он стоял, слегка покачиваясь из стороны в сторону.
– Живой! – закричал Миша. – Ура!
Друзья поспешили навстречу Бузону и помогли ему
перебраться на «Мишкин ковчег».
– Что у тебя болит, Бузон? – спросил Миша. – Ты ранен?
– Пить! – попросил Бузон.
Он долго и жадно пил воду из корыта, а затем поднял голову и сказал:
– Гнилая!
– Что «гнилая»? – переспросил Миша. – Вода гнилая?
– Мачта у них была гнилая, – ответил Бузон.
– Кажется, нас можно поздравить с победой, пираты повержены, – заключил Верблюд и, почесав копытом за ухом, добавил: – Finita la comedia!
Глава 13. Саргассово море
Сброшенных в воду пиратов Волк и Верблюд вытащили из воды сачком. Миша смазал раны пострадавших зеленкой с йодом, а затем перевязал болячки бинтами. Разбойников сложили на палубе «Черной медузы», предварительно сбросив их сабли и пистолеты в море.
– Может, нам взять несколько пиратских пушек себе? – посоветовался с Верблюдом Миша.
– Такие трофеи вряд ли смогут принести нам удачу! – сказал Дрëма.
Вражеские пушки тоже утопили.
– Прощайте, пираты, – сказал Миша пред отходом, – желаю вам исправиться и больше никого не грабить. Обещаете?
– Обещаем! – недружным хором ответили разбойники.
«Мишкин ковчег» отвалил от «Черной медузы» и взял курс на восток. Несколько дней друзья занимались тем, что восстанавливали корабль от повреждений, причиненных набегом. Потом, когда все дела были закончены, они отдыхали, наслаждаясь теплым южным солнцем. Друзья были веселы и часто вспоминали подробности сражения. Только один капитан Волк выглядел угрюмым. Миша относил это на особенности волчьего характера, а также к моральной травме, полученной Волком при пленении. Однако, как выяснилось, дело было не только в этом.
Был тихий ясный вечер, ни одна тучка не омрачала чистоты
тропического неба, океан сиял в лучах заходящего солнца, а слабый ветерок едва надувал паруса «Мишкиного ковчега». Капитан Волк лично стоял у штурвала брига, посасывая свою черную трубку. Миша подошел и встал с Волком рядом.
– Не люблю я эти места, – неожиданно сказал Волк.
– Какие места? – удивился Миша. – Тут никаких мест не видно, один океан.
– Бермудский треугольник, – сказал Волк, – ты что-нибудь слышал про Бермудский треугольник?
– Я читал, – ответил Миша, – но в книге было сказано, что чудеса в Бермудском треугольнике – это выдумка. А разве мы сейчас в Бермудском треугольнике?
– Приближаемся, – мрачно ответил Волк.
– А зачем же мы туда идем? – спросил Миша. – Если там опасно, давай лучше его обойдем.
– Обойдешь тут, – проворчал Волк, – ветра почти совсем нет, а тот, что остался, несет нас прямо в этот треугольник.
Мише стало немного не по себе, но все же он решил приободрить Волка.
– Ну, надеюсь, что это не так страшно, как нападение пиратов! – сказал Миша.
– Надеюсь, – сказал Волк, – хотя кто его знает?
Миша постоял на палубе еще немного, а потом отправился спать.
Он проснулся от странного ощущения, что корабль стоит. Никогда еще за все время путешествия он не испытывал такого тревожного чувства. Морская качка и даже буря не вызвали бы
у Миши большего беспокойства.
Он поднялся на палубу и увидел странную картину. Хотя солнце уже высоко взошло над горизонтом, все море было красного цвета. Миша встречал море синего цвета, лазурного цвета, черного цвета, но красного он не видел никогда. Ветра совсем не было. Паруса безжизненно висели на реях. Даже ранним утром в воздухе ощущалась влажная духота, как в бане. К духоте примешивался какой-то непонятный запах, похожий на запах прелого сена. Мише показалось, что он уже когда-то нюхал этот запах, хотя он никак не мог вспомнить – где именно.
Первый, с кем Миша столкнулся на палубе, был Лосик. Он стоял рядом со штурвалом, впрочем, не прикасаясь к нему. Лосик имел вид весьма встревоженный.
– Мы застряли, – сказал Лосик.
– Как это застряли, – переспросил Миша, – в чем застряли?
– В Саргассовом море, – страшным шепотом произнес Лосик, – видишь – море красное? Волк сказал, что это водоросли, которые тут живут, и что ветра может не быть целую неделю.
– А где сам Волк? – забеспокоился Миша.
– Волк пошел спать, – ответил Лосик, – он сказал, что ему на палубе делать нечего. А меня, он опять назначил рулевым, – добавил Лосик с некоторой гордостью в голосе, – на время штиля.
– Понятно, – сказал Миша, – а что он велел делать?
– Ничего, – ответил Лосик, – мне он велел звонить в судовой колокол, если поднимется ветер, а тебе – убрать все паруса, если ветер не поднимется.
Миша полез на мачты убирать паруса. Когда он спустился вниз, то увидел Верблюда, уютно расположившего в кресле на носу корабля.
– Саргассово море, – сказал Верблюд заунывным голосом, как будто продолжал прерванное чтение лекции, – имеет площадь около 6 миллионов квадратных километров. Это самый большой участок спокойной воды в северной части Атлантического океана, который почти весь покрыт водорослями саргассум, имеющими характерный красно-бурый цвет. Запас саргассум оценивается количеством от 4 до 11 миллионов тонн, что позволяет…
– Дрëма, – перебил его Миша, – зачем ты нам это рассказываешь? Мы же не собираемся кушать водоросли! Скажи лучше, как нам отсюда выбраться?
– На этот счет у меня пока что нет однозначного решения, – ответил Верблюд, – однако, смею заметить, что задача лоции возложена на нашего глубокоуважаемого капитана.
– Угу, угу,– сказал Лосик, – надо разбудить Волка и спросить его!
Впрочем, Волка будить не пришлось. Он уже вылез на палубу и смотрел по сторонам с самым недовольным видом.
– Одиннадцать миллионов тонн саргассы мне под килем, – проворчал Волк, – если я хоть когда-нибудь еще зайду в это проклятое море! Мы тут застряли надолго. И ничего не поделаешь. Придется сидеть и ждать ветра.
– Благоразумное решение, – сказал Верблюд, – хотя и не слишком конструктивное.
Между тем, солнце поднялось уже высоко, и на палубе стало невыносимо жарко. Запах водорослей дурманил голову, а отраженный от моря свет слепил глаза. Друзья перебрались в трюм, но и там было почти так же тяжко. Даже привыкший к пустыням Верблюд спрятался в тень капитанского мостика.
День прошел в сонном ничего-не-делании. С наступлением ночи жара немного спала, но духота не прошла. Все время хотелось пить.
На рассвете следующего дня Миша подошел с кружкой к кастрюле с водой и увидел, что она была пуста. Миша решил проверить – сколько пресной воды у них осталось. Нашлась пластмассовая канистра из папиной машины, большой бидон из-под молока и два литровых пакета из-под сока. Еще немного воды оставалось в чайнике. По Мишиным расчетам, даже при ограниченном потреблении, воды хватило бы на неделю.
Гремя банками и кастрюлями, Миша не заметил, как к нему сзади подошел Верблюд.
– Положение становится угрожающим, – сказал Верблюд своим обычным заунывным голосом, в котором, впрочем, не слышалось никакой тревоги, – если для меня проблема питья практически не существует, то всем остальным следует опасаться жажды.
Хотя проблема питья для Верблюда и не существовала, он все же отхлебнул из бидона пол-литра воды, после чего продолжил.
– Этой душной ночью, я долго размышлял и пришел к неутешительным выводам. Единственным гарантированным
способом выбраться из Саргассова моря – это превратить наш парусный бриг в гребную галеру.
– Как это, превратить бриг в галеру? – не понял Миша.
– Мой юный друг! – сказал Верблюд, – вспомни, что когда-то ты собирался использовать хоккейные клюшки в качестве мачт?
– Да, – смущенно ответил Миша.
– Так вот, – продолжил Верблюд, – теперь они нам очень пригодятся. Сколько у тебя есть всего клюшек?
– Две, – сказал Миша, а потом добавил: – нет, даже четыре – две для хоккея с мячом и две для хоккея с шайбой!
– Ве-ли-ко-леп-но! – по складам произнес Верблюд. – Это именно то, что нам нужно! Мы просунем в иллюминаторы клюшки, точнее весла, по два с каждой стороны. Из подручных материалов мы соорудим уключины и посадим к каждому веслу по одному гребцу. Четверо будут грести, а один будет командовать и рулить.
Миша задумался. Он вспомнил книжку «Спартак», про рабов на галерах и их печальную судьбу. Ему стало грустно. К тому же, грести веслами в такую жару совсем не хотелось. Но, все-таки это было лучше, чем сидеть и умирать от жажды без уверенности в спасении.
– Хорошо, – вздохнул Миша, – я согласен.
Поначалу дело пошло гладко. На одной паре весел уселись Бузон и Дрëма, на другой – Миша и Лосик. Капитан Волк мужественно принял командование на себя. Хотя держать весла копытами было неудобно, но после нескольких попыток Дрëма, Бузон и Лосик приспособились. Каждый обхватил свое
весло одной ногой сверху, а другой снизу.
– И-и-и раз! – скомандовал Волк, – и-и-и два!
Друзья несколько раз опустили весла в воду, но после второго гребка вытащить их из воды уже не смогли. Водоросли опутывали весла и делали их неподъемными.
Капитану Волку пришлось спускаться с мостика вниз.
– Смотрите, – хрипел Волк, – делаете один гребок, поднимаете весло, слегка его поворачиваете, чтобы водоросли скатились с весла, а потом – следующий взмах. Главное – сноровка и привычка!
Мало-помалу друзья приспособились грести в водорослях.
«Мишкин ковчег» сдвинулся с места и медленно-медленно пошел на юго-восток. Но путь был недолог. Первым захныкал Лосик.
– Я больше не могу, – сказал Лосик Мише, – я себе лапки натер!
– Потерпи, – отвечал Миша, – ты же Лосик-Матросик, настоящий Морской Лось.
– Нет, я больше не могу, – захныкал Лосик, – мои лапки не годятся для гребения.
Пришлось заменять Лосика Волком. Лосик поднялся на капитанский мостик очень довольный освобождению от галерного рабства и стал командовать.
– И-и-и-и-и-и-и раз! – протянул Лосик.– И два! – быстро заключил он.
– Бермудский треугольник мне в ребро! – заругался капитан Волк. – Кто так командует? Надо командовать ровно!
Но ровно у Лосика никак не получалось. Пришлось Волку самому и грести, и командовать. А Лосик только слегка придерживал штурвал, направляя корабль по замысловатой кривой траектории.
За первый день «Мишкин ковчег» продвинулся к юго-востоку всего на три мили. Друзья были измучены. Они выпили половину всей оставшейся воды. Когда Волк скомандовал: « Отбой, суши весла!», Миша, Волк, Верблюд и даже Бузон буквально повалились на лавки. Лосик тоже спустился в трюм и упал на Верблюда. Он невероятно устал от нервного перенапряжения.
Глава 14. Летучий голландец
Миша спал глубоко и тяжко. Ему снились живые Саргассы, вылезающие из моря и хватающие корабль своими длинными цепкими руками. Миша просил их отстать и отпустить корабль, но они только смеялись Мише в лицо беззвучным смехом. Одна из Саргасс высунула свои длинные красные руки из воды высоко-высоко, схватила Лосика за хвостик и потащила в воду. Лосик закричал и стал упираться. Миша вытащил весло из уключины и стал бить Саргассу по рукам, но она не выпускала хвостик, а только шипела, извивалась и удлинялась. И хвостик у Лосика стал вытягиваться, пока, наконец, не стал длинным как якорная цепь. И за этот хвостик ухватились сразу все Саргассы и потащили корабль вглубь океана.
От ужаса Миша проснулся. Он был весь в поту, и ему очень хотелось пить. Миша подошел к канистре, налил половину кружки и выпил. Хотелось еще, но воду надо было экономить. В трюме стояла духота. Бизон храпел, как гусеничный трактор, Лосик постанывал и посвистывал, Верблюд что-то бормотал во сне, а Волк хрипло бранился.
Миша поднялся из трюма на палубу. Яркая полная луна заливала океан своим светом. Казалось, что океан тоже светится из глубины тусклым фосфоресцирующим сиянием. Вокруг было так тихо, как будто весь мир уже погиб и на нем больше не было ни городов, ни стран, ни материков, ни островов, ни зверей, ни людей, ни трамваев, ни троллейбусов и
ни автобусов. Один «Мишкин ковчег» завис в бесконечности между вечной Луной и вечным Океаном, один посреди Вселенной, крошечный, обитаемый и беспомощный мирок. От этих мыслей сразу захотелось плакать.
Слезы навернулись на глаза, и лунный свет заиграл, заблестел и рассыпался на сотни разных оттенков. Миша потер глаза, свет собрался на свое место, но не до конца. Вместо одного яркого пятна Луны Миша увидел два. Второе поднималось из океана на горизонте. Миша протер глаза еще раз, но яркое пятно вдали не исчезло.
Спотыкаясь в темноте, Миша кубарем скатился в трюм, вытащил у спящего Волка из-за пазухи подзорную трубу и снова выскочил на палубу. Он боялся, что свет пропадет. Но тот не только не пропал, но, наоборот, стал ближе и ярче. Миша направил подзорную трубу на пятно и увидел…. корабль.
Да, это был большой трехмачтовый корабль или фрегат. Но ... корабль сиял сам по себе каким-то странным мерцающим светом. Светился абрис судна, светился бушприт, от кончиков всех рей и мачт в стороны расходились странные вытянутые светящиеся пучки. Но самое удивительное было то, что, несмотря на полный штиль, паруса на фрегате были словно раздуты ветром. Они не колыхались, не трепетали, как обычные паруса при обычном ветре, а упруго стояли, застывшие в неподвижном воздухе. И этот странный корабль быстро приближался к «Мишкиному ковчегу».
Миша схватил веревку судового колокола и бешено заколотил
медным языком.
Звон колокола взорвал Океан, Луну, и сумеречное сияние. Охая и спотыкаясь, звери высыпали из трюма на палубу, и стали оглядываться по сторонам.
– Вот! Смотрите! – Миша, указал на странный корабль, который стал уже хорошо различим невооруженным глазом.
– «Летучий голландец»! Это «Летучий голландец»! – каким-то чужим сдавленным голосом просипел Волк. – Мы пропали!
От этих слов у Миши по всему телу пробежали мурашки, выстроились в шеренгу, бросились наверх, завязались узлом на макушке головы и даже слегка приподняли Мишины волосы. На Бузоне шерсть тоже стала дыбом. Лосик остолбенел и даже не мог пошевелить ушами. Волк беззвучно открыл пасть. Один лишь Верблюд казался спокойным.
– Явление «Летучего голландца» в районе Бермудского треугольника многократно описано в исторической литературе, – протянул Верблюд, – и, следовательно, не может считаться экстраординарным. Хотя существование кораблей-призраков не является научно подтвержденным фактом, однако…
От этого спокойного, ровного и родного голоса друзьям сразу стало немного легче. Шерсть на Бузоне приобрела первоначальное положение, Мишины мурашки рассыпали строй, а Волк закрыл пасть. Один лишь Лосик продолжал пребывать в оцепенении.
– … никем не доказано, что встреча с «Летучим голландцем» несет опасность морским путешественникам, – завершил свою
тираду Верблюд.
– А… а…. а почему на нем мачты светятся? – спросил Миша.
– Наблюдаемое нами явление не содержит ничего мистического и носит наименование Огней святого Э́льма. Они образуются при высокой напряжённости электрического поля в атмосфере, что чаще всего бывает во время грозы или при её приближении. По своей физической природе огни святого Эльма представляют собой особую форму электрического коронного разряда.
После этих слов Верблюда Лосик тоже очнулся.
– Угу, угу, угу, – сказал Лосик, – у меня тоже была игрушечная корона, и она тоже светилась. А вот грозы больше не хочется.
– А там есть эти, как их там, ну, голландцы? – спросил Бузон.
– Зачем тебе голландцы понадобились? – прохрипел Волк.
– Как зачем? – удивился Бузон. – Пободаться!
– Ты еще не набодался? – удивился Волк.
– Ма-ло-ве-ро-ят-но! – ответил Дрëма.
– Что маловероятно? – уточнил Волк.
– Маловероятно, что ему там будет с кем бодаться, – уточнил Верблюд.
Между тем «Летучий голландец» вплотную приблизился к «Мишкиному ковчегу» и предстал перед друзьями во всем своем великолепии. Белые тугие паруса парили в идеальном порядке над поверхностью океана. Белая безжизненная палуба была залита лунным светом, в котором сияли начищенные до блеска медные пушки. Золотистый штурвал мерно покачивался из стороны в сторону, словно ведомый чьей-то невидимой
рукой. Но на палубе не было ни души.
Друзья замерли, пораженные этим величественным и странным зрелищем. «Летучий голландец» мягко и беззвучно прикоснулся к «Мишкину ковчегу». Обе палубы оказались на одном уровне.
– А давайте туда заберемся и посмотрим? – предложил Миша.
– Ой, зачем? Не надо, не надо! – запричитал Лосик.
– Риски, связанные с посещением «Летучего голландца»… – начал было Верблюд, но его перебил Бузон.
– А что, – сказал он, – пойдем, посмотрим, куда они все попрятались?
– Акула мне в печень, – прохрипел Волк, – я капитан и не покину свой корабль в открытом море. Идите сами, если хотите!
Миша, Верблюд и Бузон зацепили два швартовых конца за «Летучий голландец», достали из трюма абордажный мостик, брошенный пиратами, вытащили его на палубу и перекинули на таинственный корабль.
– Ну, кто полезет первым? – спросил Верблюд.
– Может я? – предложил Бузон.
– Не надо, – ответил Верблюд, – еще дров наломаешь!
– Я дров не ломаю, – ответил Бузон, – только мачты.
– Тем более, – подтвердил своё мнение Верблюд.
Первым по мостику отправился Миша, за ним перебрался Бузон, и, наконец, Верблюд. Они осторожно обошли палубу, но никого на ней не обнаружили. Дверь на лестницу, ведущую в трюм, оказалась открытой.
– Эй, есть тут кто на корабле? – крикнул Миша в темноту
трюма.
Ответа не последовало. Миша достал из кармана фонарик и стал, не торопясь, спускаться вниз. Первой на пути оказалась каюта капитана. Это можно было понять по ее размерам и навигационным приборам, лежащим на столе. Стол был застелен огромной картой. Миша подошел поближе и посветил фонариком. В карте было что-то необычное. На четырех сторонах были нарисованы четверо пузатых дядек, дующие в трубы. Все материки и острова на карте были нарисованы не как обычно, а вверх ногами. Даже скромных Мишиных познаний в географии хватило, чтобы заметить неточности: между Азией и Северной Америкой был огромный пролив, шириной в половину Тихого океана, а Антарктиды на карте совсем не было.
– Дрёма, иди сюда, смотри, какую карту я тут нашел, – громким шепотом позвал Миша.
Верблюд протиснулся в каюту, подошел к столу и внимательно осмотрел карту.
– Это старинная карта семнадцатого века. Да и навигационные приборы из того же времени, – сказал Верблюд.
Они двинулись дальше. В следующей каюте друзья заметили следы беспорядка. Вещи были вытащены из сундуков и разбросаны по полу. Миша обнаружил элегантный камзол, пистолет с фитильным замком, несколько золотых монет и открытую золотую табакерку с рассыпанным табаком. Верблюд сунул нос в табак, понюхал и звонко чихнул.
– Табак совершенно свежий, – сказал Верблюд, – не похоже,
что он тут валяется четыреста лет.
В конце коридора оказались камбуз и кают-компания. При свете фонаря Миша разглядел на столе глиняные кружки, наполненные желтым пенным напитком.
– Дрëма, что это они пили? – спросил Миша.
Верблюд понюхал пену, а потом ее полизал.
– Это пиво, голландское пиво,– сказал Верблюд, – следует заметить, что пена в кружках еще не осела.
Оглядевшись вокруг, Миша заметил откупоренные бутылки и куски темного, но все еще мягкого хлеба. К одному стулу была прислонена шпага в ножнах, как будто ее хозяин только что присел к столу, а шпагу отстегнул и поставил рядом, чтоб не мешалась. Печь на камбузе не остыла. В печи стоял большой чугунный горшок. Миша осторожно протянул руку к горшку и сразу отдернул. Горшок был горячим, как огонь.
– Странно, – сказал Миша, – такое ощущение, что хозяева корабля были тут минуту назад, а между тем, на корабле никого нет. Куда они все могли подеваться?
– Над этой загадкой ученые бьются уже не одну сотню лет! – сказал Верблюд, – бесследное исчезновение людей в Бермудском треугольнике и феномен «Летучего голландца»….
Вдруг на корабле раздался страшный звон и грохот. В который раз за сегодняшний день сердце у Миши ушло в пятки.
– Хозяева! Голландцы! Они там! – бесшумно прокричал Миша.
Миша с Верблюдом выскочили из камбуза и бросились на шум. Дверь в каюту по правому борту была настежь раскрыта. Оттуда доносились звуки борьбы.
Дрëма и Миша ворвались внутрь и при неверном свете луны, струящемся в окно, заметили огромную черную тень, мечущуюся по каюте. Миша посветил фонариком, и тень приобрела очертания Бузона. При виде фонарика тень остановилась.
Миша и Верблюд осмотрели каюту, но никого больше не обнаружили. Все вокруг было перевернуто вверх тормашками, пол был засыпан обломками мебели и осколками битого стекла.
– Что тут случилось, Бузон? – спросил Миша.
– Я его победил! – победно протрубил Бузон.
– Кого? Кого ты видел? Кого ты победил? Скажи! – заспешил Миша с вопросами.
– Голландского бизона! – гордо ответил Бузон.
– Где ты его видел? Какой он был и куда делся? – не отставал Миша.
– Огромный, страшный, морда глупая и свирепая, один рог немного набок. Я вошел, а он из темноты прямо на меня смотрит! Я бросился на него, а он на меня. Мы сшиблись, и тут вдруг все посыпалось и зазвенело. А потом рухнуло прямо на меня! Я отскочил, кручу рогами, ищу врага, а его уж и след простыл!
– Кажется, наш бодучий друг только что уничтожил зеркальный голландский шкаф работы неизвестного мастера семнадцатого века вместе с изысканным венецианским сервизом, – задумчиво проговорил Верблюд, разглядывая осколки на полу,– наш коллега не только дров наломал, но и посуды
побил немало!
– Что? – промычал Бузон. – Какой еще шкаф?
– Что ты наделал, Бузон! – возмутился Миша. – Что мы теперь скажем хозяевам корабля?
– Появление команды мне представляется маловероятным,– сказал Верблюд, – корабль пуст.
– А как же табак, и пиво, и горячая печь? – удивился Миша.
– Возможно, что мы наблюдаем пертурбацию в пространственно–временном континууме, или, попросту говоря, дыру во времени.
– И что? – не понял Миша. – Вся команда туда провалилась?
– Скорее наоборот, – пояснил Верблюд, – это из дыры вывалился «Летучий голландец», а команда осталась там, где жила. В семнадцатом веке.
Миша, Верблюд и Бузон еще раз осмотрели корабль-призрак, а затем вернулись на «Ковчег». Собравшись все вместе, путешественники провели небольшое походное совещание, на котором было решено ничего с «Летучего голландца» на борт «Мишкиного ковчега» не брать.
– Мы не можем уносить музейные ценности, – сказал Миша, – а пища и вода могли испортиться за четыреста лет. Потом животы у всех будут болеть!
– Я полностью разделяю благородные соображения нашего юного друга, – поддержал Мишу Верблюд.
– И зачем нам только попался этот «Летучий голландец»? – недовольно прохрипел Волк. – Толку от него, как от бизона молока!
– Надо подумать, – сказал Миша, а потом добавил: – Вот, на море полный штиль, мы застряли в Саргассовом море, а «Летучий голландец» как-то плавает, и довольно быстро.
– Плавает полено в проруби, – проворчал Волк.
– А что если нам привязать наш корабль к голландцу? – продолжал Миша. – Может он нас отсюда вытащит?
– Не вытащит, а утащит, – опять пробурчал Волк, – в дырку во времени он нас утащит! И мы все окажемся в семнадцатом веке.
– Нет, я не хочу в семнадцатый век! – подал голос Лосик. – Меня там могут скушать!
– Все может быть, – сказал Миша, – ничего нельзя исключить, но все же это дает нам какой-то шанс.
– Я предлагаю оставить эту бессмысленную дискуссию, – вмешался Верблюд, – сейчас мы и так прочно пришвартованы к «Летучему голландцу». Давайте просто отправимся спать. Как учит народная мудрость: «Dies diem docet», что в переводе с латыни означает «Утро вечера мудренее!».
На этом друзья и порешили. Они спустились в трюм и почти сразу заснули.
Глава 15. Неизведанный остров
На этот раз Миша спал спокойно. Как ни странно, ни голландцы, ни призраки ему не снились. Наоборот, снилось что-то очень хорошее, как будто мама утром в воскресенье приготовила завтрак и гладит Мишу по голове, чтобы он просыпался. А просыпаться не хотелось, но было так легко, и приятно, и нежно. И от этого ощущения Миша пробудился. И хотя мамы рядом не оказалось, ощущение тихой радости не прошло. Что-то изменилось в окружающем мире. Миша протер глаза, приподнял голову и сразу понял. В трюме не было душно. Свежий ветерок пробивался сквозь открытые иллюминаторы и щекотал Мишины волосы. Судно тоже не стояло как вкопанное, а слегка покачивалось на волнах.
Миша огляделся и обнаружил, что он был в трюме один. С замирающим сердцем он бросился на палубу, но сразу увидел всех друзей, столпившихся на правом борту. Они что-то тщательно разгадывали на палубе. Миша втиснулся между Дрëмой и Волком.
– Что такое? – встревожено спросил Миша. – Что случилось?
– Швартовые канаты, – ответил загадочно Верблюд, – канаты смотаны в бухты.
– И абордажный мостик, – сказал Волк, – он аккуратно лежит у нас на палубе.
И тут Миша вспомнил! ЛЕТУЧИЙ ГОЛЛАНДЕЦ! Его не было! Он исчез! Но это не могло быть сном!
И словно в ответ на Мишины мысли Верблюд заговорил:
– Абордажный мостик мы вчера вытащили из трюма, а теперь он лежит на палубе, это первое! Канаты свернуты в такие аккуратные бухты, как ни Миша, ни Волк, ни тем более Лосик никогда их не сматывали. Значит, все произошедшее не могло быть коллективной галлюцинацией. А «Летучий голландец» исчез, хотя он был прочно пришвартован к нашему кораблю. Это факты, которые не имеют объяснения, но которые мы обязаны принять такими, как они есть.
– Проклятая водоросль исчезла! – сказал Волк. – Интересно, куда она могла деться за ночь?
– Ветер подул, – сказал Лосик, – может ее всю сдуло ветром?
– Погодите, – прорычал Волк и бросился вниз в трюм. Через минуту он вернулся с хронометром и секстантом.
– Смотрите! – закричал Волк. – Часы показывают только семь часов утра, – а солнце уже высоко! Лосик, ты помнишь, когда вчера взошло солнце?
– Помню, – сказал Лосик, – в семь часов утра, я как раз в это время ел ягель!
Капитан Волк направил секстант на Солнце, еще раз посмотрел на часы, посчитал что-то в уме и торжественно объявил:
– Сто миллиардов «Летучих голландцев» мне в кильватер, но за эту ночь мы сместились к востоку на три тысячи морских миль!
– Facta sunt potentiora verbis, что значит, «факты сильнее слов», – глубокомысленно заметил Верблюд, – что еще раз доказывает…
– Земля! – неожиданно закричал Лосик. – Я вижу землю! Там
будет много воды и свежего ягеля.
Друзья бросились на нос корабля. Действительно, на горизонте перед ними простиралась ровная полоска суши, за которой вдалеке угадывались горы.
Волк тщательно осмотрел берег в подзорную трубу.
– Кильсон мне в зубы, но это остров! – сказал он и скомандовал: – Поднять паруса, полный вперед!
Не прошло и двух часов, как «Мишкин ковчег» бросил якорь в небольшой уютной бухте. Остров выглядел живописно. Густые вечнозеленые леса спускались почти к самому океану. Белоснежная полоска песчаного пляжа отделяла лес от воды. Серебристый ручей струился по песку и впадал в океан.
Путешественники радовались. Всем, и даже Лосику, хотелось поскорее попасть на твердую землю. Один Верблюд не разделял общей радости.
– Возможно, этот остров населен, – сказал Верблюд, – кто знает, не скрываются ли на нем дикие звери или дикие люди? Надо быть настороже!
– Да ладно, Дрëма! – говорил Миша. – У нас есть оружие: три пистолета, меч, сабля, шпага, кинжал и молоток для отбивания мяса! И потом, у нас есть Бузон! Чего нам бояться?
– Я не сказал «бояться», – протянул Верблюд, – я сказал «быть настороже». Это отнюдь не одно и то же!
Друзья убрали паруса, задраили трюм и поставили корабль на якоря. Затем они спустили шлюпку, загрузили в нее провизию, емкости для воды, оружие, одеяла и поплыли на остров.
Предупреждение Верблюда возымело силу. Как только нос
шлюпки коснулся земли, друзья вытащили ее на песок, и отправились на разведку. Миша засунул за пояс пистолеты и взял в руки саблю. На пляже никого не было видно. Путешественники повернули в сторону ручья. Речка казалась чистой, и Миша набрал пригоршню воды.
– Мой юный друг, – сказал Дрëма, – я не советую тебе пить сырую воду из открытых водоемов. Тем более в тропической местности!
Миша согласился. Всей компанией они направилась вдоль ручья в глубину джунглей.
Океан звуков поглотил путешественников. Пение птиц, шум ветра в ветвях, треск, писк, шелест и шорохи окружили их со всех сторон.
Миша шел впереди, расчищая дорогу от лиан при помощи сабли. Бизон следовал за ним в готовности немедленно забодать любого врага. Верблюд подталкивал в спину постоянно озирающегося Лосика. Замыкал процессию Волк, который клацал челюстями каждый раз, как только какой-нибудь не в меру любопытный попугай подлетал слишком близко.
Несмотря на изобилие растительности, найти что-нибудь съедобное не удавалось. Земля была устлана желтой подстилкой из опавших листьев и украшена крупными узорчатыми папоротниками. Правда, иногда среди них встречались какие-то яркие красные ягоды, названия которых не знал даже Верблюд.
– Если они растут вот так под ногами, и их никто не ест, то очень
вероятно, что они ядовиты, – заметил он.
– Кажется, нам лучше вернуться на берег, – сказал Миша, – еды тут все равно не найти.
Процессия повернула назад, так что теперь Волк оказался впереди, а Миша – позади. Они прошли всего несколько шагов, как вдруг что-то просвистело рядом с головой Верблюда, и на землю упал огромный кокос. Друзья подняли головы вверх, но никого в сплетении ветвей и лиан не заметили.
– Спасибо за подарок, – сказал Верблюд, – но мне кажется, что нам лучше ускорить шаг!
Друзья заспешили к берегу.
Солнце уже клонилось к закату. Миша развел костер из сухих веток, выброшенных океаном на сушу, и поставил на огонь чайник. Бузон натаскал из ручья воды. Дрëма соорудил из палок и одеял нечто наподобие шалаша. Волк разложил на покрывале небогатые запасы еды, привезенные с корабля. Лосик жался поближе к Мише, всюду совал свой нос и спрашивал, когда будет пора есть ягель. Миша проковырял ножом в кокосе дырку и разлил в кружки по глотку кокосового молока.
Путешественники сидели вокруг покрывала, пили чай, жевали кокос и смотрели на солнце, которое медленно тонуло в океане.
– Нам надо выставить на ночь часовых, – сказал Волк,– мы не знаем обитателей здешних джунглей.
– Конечно, – сказал Миша, – мы будем дежурить по очереди. Кто хочет быть первым?
– Я бы не возражал, – отозвался Дрëма, – я плохо засыпаю и с удовольствием буду первым. Вот хронометр. Мы будем нести вахту каждый по два часа, таким образом, каждый сможет поспать ровно по восемь часов.
Договорились, что первым будет Дрëма, вторым Бузон, третьим Волк, четвертым Лосик, а пятым Миша. Верблюд взял хронометр, и друзья отправились спать в шалаш. Миша лег между Бузоном и Лосиком. Животные приятно грели его с обеих сторон, из палатки был виден мерцающий свет костра, звуки ночного леса не пугали, а напоминали, что Миша был не посреди океана, а на теплой, твердой и надежной земле. Миша сладко заснул.
Глава 16. Туземцы
Миша проснулся рано. Первые лучи солнца уже проникали в палатку, легкий ветерок колыхал одеяла. Лосика рядом не было. Этому Миша не удивился. Лосик должен был нести вахту перед рассветом. Но было странно, что Лосик до сих пор не разбудил Мишу. – Интересно, который сейчас час? – подумал он.
Миша вылез из палатки и огляделся. Лосика снаружи тоже не было, как не было и хронометра. Миша опять заглянул в палатку, надеясь увидеть Лосика спящим на другом месте, но и там сохатого друга не обнаружил.
Миша внимательно осмотрел песок вокруг палатки. Он увидел две глубокие борозды, тянущиеся от шалаша в сторону леса. Потом он заметил отпечатки двух пар босых ступней с широко расставленными пальцами. Эти следы также вели в глубину острова. Миша сразу все понял.
– Беда! Подъем! – закричал Миша. – Дикари похитили Лосика!
Звери выскочили из палатки.
Верблюд внимательно осмотрел место происшествия, понюхал следы и важно сказал: – Картина преступления вырисовывается довольно четко. Около четырех часов утра Волк разбудил Лосика, а сам пошел спать. Лосик сидел вот здесь, видите отпечаток его хвоста на песке? А потом, вот видите, здесь отпечаток его курточки, он завалился на бок и заснул. Аборигены подошли со стороны моря, поскольку в этот час
ветер дул с берега. Впрочем, они могли и не стараться, Лосик все равно спал. Они набросили ему на морду веревку, чтобы он не смог закричать, а потом связали нашего сохатого друга и потащили в лес. Тянули лося за копыта, так что его рога волочились по песку и оставили на нем две глубокие борозды. Хронометр дикари тоже утащили с собой. Вряд ли они смогли правильно оценить его предназначение, однако…
– Перестань говорить про хронометр, – закричал Миша, – они утащили нашего Лосика, чтобы его съесть! Может, они уже его съели!
– Маловероятно, – ответил Верблюд, – у аборигенов нет обычая принимать пищу на рассвете. Обычно, они это делают ближе к концу дня.
– Надо бежать спасать Лосика! – закричал Миша. – Мы найдем его по следам.
– Пободаемся! – весело протрубил Бузон.
– Десять тысяч дикарей мне на обед, – прорычал Волк, – я вспомню свое темное прошлое, и дикарям придется несладко!
– Я буду стрелять и драться! – сказал Миша.
– Не стоит делать скоропалительных выводов о плане кампании, пока мы не произвели рекогносцировку, – сказал Верблюд.
– Не провели чего? – спросил Миша. – Говори проще, нам сейчас не до сложных слов!
– Я лишь хотел сказать, что нам надо отправляться на поиски лося, выяснить, кто его украл и придумать, как нам с ними бороться, – уточнил Дрëма.
Друзья побежали к лесу по следу от Лосиковых рогов. Когда первые деревья и лианы обступили путешественников, след пропал.
– Кажется, здесь они подвесили лося на палку и понесли. Это было весьма практичным решением с их стороны, – сказал Верблюд, – впрочем, для хорошего нюха отпечатки не нужны. Я прекрасно различаю их след по запаху.
– Я тоже, – прохрипел Волк, – сто тысяч жареных лосей, во мне просыпаются первобытные инстинкты. Я достану дикарей из-под земли!
– Полагаю, что так глубоко копать не потребуется, – сказал Дрëма, – идем!
Около часа друзья пробивались сквозь непроходимую чащу. Иногда Верблюд терял след, тогда ему на помощь приходил Волк, иногда Бузон вырывался вперед и шел напролом через заросли. Миша рубил лианы своей саблей с таким ожесточением, словно сражался с целой армией дикарей.
Вдруг Волк остановился.
– Стойте, – прохрипел он, – я их чую! Там впереди поляна, а на ней люди, их много. На поляне горит костер. Лось тоже там.
– Да, я их слышу, – сказал Верблюд, повертев ушами, – я слышу звуки какого-то ударного инструмента. Вероятно, это тамтам!
– Где-где? – не понял Миша.
– Я имел в виду название музыкального инструмента, – сказал Верблюд, – он называется тамтам, а играет он вон там!
Верблюд указал копытом в гущу леса.
Друзья рассредоточились и стали осторожно пробираться
вперед. Вскоре звуки тамтама стали слышны и Мише. Сквозь сплетение лиан перед ними открылась большая поляна, на которой действительно горел костер. На поляне стояла большая бурая хижина, похожая на хлев для скота. Ее крыша была выложена древесной корой. Вокруг костра суетились черные полуголые люди. Их одежда состояла из связки пальмовых листьев вокруг пояса и цветных бус вокруг шеи. Они подбрасывали в костер дрова и все время пританцовывали. Аборигены, которые не были заняты разведением костра, держали в руках длинные копья и луки со стрелами. Еще несколько туземцев в исступлении били в огромные разноцветные барабаны. Миша понял, что это и были тамтамы. Потом Миша разглядел два деревянных столба по обеим сторонам костра. Столбы были пестро разукрашены в зловещий красно–коричневый цвет.
Волк смотрел на поляну в подзорную трубу.
– Это идолы, – пояснил он, – туземцы собираются принести нашего лося в жертву своим предкам.
Миша взял из лап Волка подзорную трубу. Действительно столбы были не столбами, а статуями, с вырезанными на них свирепыми лицами. Предки аборигенов имели устрашающий вид. На головах у них были рога, почти такие же, как у Бузона. Глаза идолов были выпучены, а зубы оскалены.
– А где же Лосик? – забеспокоился Миша. – Они его еще не съели?
– Лось находится по ту сторону хижины, нам его не видно, – сказал Волк, – и, судя по запаху, он еще жив.
– Сейчас бодаться будем! – промычал Бузон.
– Во-первых, прошу мычать потише! – сказал Верблюд. – Хорошо, что ветер дует в нашу сторону, а на поляне стоит шум. Иначе, нас давно бы обнаружили. У аборигенов очень хорошо развиты слух и обоняние. Во-вторых, план прямого вторжения представляется мне весьма рискованным. Туземцы, в отличие от пиратов, народ смелый и решительный. У них накоплен большой опыт охоты на зверей. К тому же более половины племени вооружены луками и копьями. Опасаюсь, что мы не унесем отсюда копыт.
– И что же делать? – промычал Бузон, но уже гораздо тише. – Не бросим же мы лося им на съедение!
– Ни в коем случае, – ответил Дрёма, – наш сохатый друг должен быть спасен, чего бы то нам это ни стоило. Но следует пойти на хитрость, воспользовавшись примитивными верованиями местного народонаселения.
– Нам придется подождать, – продолжал Верблюд, – полагаю, что процесс приношения лося в жертву запланирован туземцами на темное время суток. Тогда же нам представится наиболее благоприятный момент для освобождения нашего сохатого друга.
Дрëма стал излагать товарищам план операции.
Весь день друзья провели около поляны в опасении быть обнаруженными. Между тем постепенно темнело. На небе появилась полная луна, зажглись яркие тропические звезды. Костер на поляне разгорался все ярче и ярче. Нервы у Миши были напряжены, как стропы на мачтах при сильном ветре.
Наконец, друзья увидели, как на середину поляны к костру вышел толстый чернокожий туземец, весь с ног до головы обвешенный какими-то бусами и веревочками. Его голова была украшена короной из бараньих рогов.
Толстяк держал в руках бубен и все время в него бил и звенел, в такт тамтамам.
– Это шаман, – прошептал Волк, но Миша и сам об этом догадался,
– Кажется, сейчас шаман будет камлать перед принесением жертвы, – сказал Верблюд, – таким образом, время «Ч» приближается.
Шаман отхлебнул из бутылки какого-то зелья, сильнее ударил в бубен, весь затрясся и стал выкрикивать или, скорее, выпевать какие-то заклинания.
– А-а-а мхе-мхе-мне и-и-и ам-цам тпум, ма-ма-чхó! – выл шаман, трясясь в экстазе перед одним идолом.
Он изгибался и выгибался лучше, чем профессиональный гимнаст, выступления которых Миша видел по телевизору.
– А-а-а мхе-мхе-мне и-и-и ам-цам тпум, па-па-чхó! – шаман повторял свои заклинания уже перед другим истуканом4.
– Насколько я понял из песнопения жреца, – сказал Дрëма, – сейчас он обращается к своим божествам, одного из которых зовут Мамачхó, а другого – Папачхó.
Между тем действо у костра приближалось к кульминации. Друзья увидели, что туземцы вытащили на поляну третий столб, к которому был привязан Лосик. Пасть несчастного была замотана веревкой. Только по его безумно вытаращенным
глазам можно было понять, что сохатый друг экипажа пока еще пребывал на этом свете.
Шаман достал огромный белый нож и стал потрясать им перед идолами, словно угрожая им. Ритм тамтамов стал еще быстрее. Туземцы окружили кольцом шамана, костер и несчастного Лосика. Они приседали, подскакивали, потрясывали копьями и тоже подпевали:
– А-а-а мхе-мхе-мне и-и-и ам-цам тпум, Ма-ма-чхó! – А-а-а мхе-мхе-мне и-и-и ам-цам тпум, Па-па-чхó!
Шаман повалился на землю. Его корчило. На губах показалась пена. Казалось, что шаман уже пребывал в мире предков, однако костяного ножа из правой руки он при этом не выпускал.
Миша оглянулся и посмотрел на своих друзей. Шерсть на них стала дыбом, глаза горели, словно они видели что-то такое страшное, чего Миша не замечал. Но все же Дрëма взял себя в копыта и своим обычным заунывным голосом произнес.
– Мистерия призыва темных духов завершается, – сказал Верблюд и добавил, – пора! Выдвигаемся на исходные позиции. По сигналу выступаем. Надеюсь, мы устроим аборигенам незабываемую встречу с новыми Мамачхó и Папачхó.
На поляне гудели барабаны, звенел бубен, звякали бусы на шеях туземцев. И вдруг как по команде разом все стихло. Шаман вскочил с земли, поднял руку с ножом над головой и тут…
Из темноты леса донесся страшный протяжный вой. Вой был тоскливым, призывным и таким безнадежным, как только
умеют выть одинокие голодные волки в лунную бесснежную ночь. Туземцы замерли, как пораженные громом.
И сразу же в ответ на этот призыв на противоположной стороне поляны раздался хруст раздираемых веток. При неясном свете Луны и мерцании костра туземцы впервые воочию увидели своих предков, к которым они так долго взывали.
Мамачхó имел вид крупного жвачного животного, отдаленно напоминающего быка. На голове у него действительно были рога, как и у идола. Он был окутан попоной из пальмовых листьев, в которых переливался лунный свет.
Папачхó был еще страшнее. Он тоже был опутан лианами и пальмовыми листьями, которые также блестели и переливались. Хотя рогов у Папачхó и не было, зато на спине красовался мощный высокий горб. Но самое главное, что у Папачхó был только один глаз на лбу, и он светился желтым мерцающим светом.
(– Эх, надо было взять с собой запасные батарейки! – подумал Миша.)
Папачхó и Мамачхó выскочили на середину поляны к самому костру. То ли шаман сегодня был недостаточно искусен, то ли жертва показалась идолам маловатой, но Мамачхó издал утробный рев, отдаленно напоминающий мычание огромного быка. После этого свое несогласие с происходящим подтвердил и Папачхó. Он заревел, закричал, заплакал, как иногда ранней весной кричат дикие верблюды.
В подтверждение своего недовольства Папачхо и Мамачхо начали разбрасывать нехитрый шаманский скарб и топтать его
копытами. Мамачхо подскочил к своему деревянному изображению и рогами сбросил идола в костер. То же он проделал и с изображением своего друга Папачхо. При этом сам Папачхо в это время бешено скакал вокруг костра, лягаясь задними копытами во все стороны.
Вот, под горячее копыто Папачхо попал сам шаман. Получив удар в челюсть, служитель первобытного культа, завывая, покатился по поляне, а его рогатая корона тоже полетела в костер.
Аборигены завизжали, заголосили, заскулили. Одна половина из них бросилась наутек, бросая на поляну копья и стрелы, а другая повалилась навзничь на землю, моля великих Папачхо и Мамачхо простить им недостойное идолослужение.
Пока аборигены пребывали в трансе, Миша тихо подобрался сзади к столбу, к которому был привязан Лосик, и саблей перерезал веревки.
– Лосик, ты свободен, бежим! – горячим шепотом сказал Миша.
Но Лосик остался стоять на месте, как будто все еще был привязан к столбу. Миша слегка тронул Лосика за плечо. От этого прикосновения лось стал медленно клониться на бок и телеграфным столбом рухнул на землю.
– Лосик, дорогой, что с тобой? – Миша склонился над бездыханным другом.
Но Лосик только дрыгал копытами, а иных признаков жизни не подавал.
Миша схватил Лосика за копыта и потащил его к лесу. Видно, на
этот день судьба не оставила лосю других способов передвижения.
Вдруг на земле что-то блеснуло. Миша отпустил лосиные копыта и наклонился. В ярком свете луны он разглядел золотистый кружок. Какое счастье – это был хронометр! Миша поднял часы и положил их в карман.
Добравшись до чащи, Миша остановился перевести дух. Он изрядно вспотел. Несмотря на перенесенные страдания, Лосик оставался достаточно упитанным животным. Вдруг рядом с Мишей возник капитан Волк.
– Ну, как дела? – спросил Волк. – Все в порядке?
– Не совсем, – ответил Миша, – Лосик потерял сознательность и лишился всех чувств. Зато я нашел хронометр!
– Надо рвать отсюда когти, – сказал Волк, – туземцы могут очухаться.
Миша взвалил лося Волку на спину, и обрывком веревки привязал одного к другому.
– Тоже мне Василиса Прекрасная! – проворчал Волк. – Так та хоть сама на спине сидела!
– Бежим к шлюпке! – скомандовал Миша.
Миша и Волк с Лосиком на борту бросились бежать в чащу, в темноте спотыкаясь о корни и цепляясь за лианы. Убедившись, что Лосика и Миши на поляне нет, Папачхо и Мамачхо ускакали в лес в противоположном направлении.
– Как говорили древние римляне, – сказал Верблюд Бузону, сдирая с себя обрывки лианового камуфляжа, «»Audaces fortuna juvat, что в переводе с латыни означает: «смелым
судьба помогает». Однако я бы не хотел еще раз участвовать в подобном маскараде!
Глава 17. Высший примат
Миша и Волк с Лосиком на спине пробирались через джунгли. Фонарик остался у Верблюда. Свет луны едва проникал сквозь густые заросли тропического леса.
– Волк, мы не заблудимся? – спросил Миша. – Как мы найдем дорогу к нашей шлюпке?
– Двести тысяч лосиных рогов мне в спину, – отвечал Волк, – я не могу заблудиться в лесу. Я дорогу носом чую!
Миша немного успокоился. Он наугад рубил лианы перед собой, прокладывая путь. Работа была тяжелая, и друзья продвигались очень медленно. К тому же, рога Лосика, привязанного к Волку, постоянно за что-то цеплялись и в чем-то путались. Приходилось останавливаться и вытаскивать Лосика из веток и лиан.
Через некоторое время Миша выбился из сил.
– Может, мы остановимся и отдохнем? – предложил он.
– Ночью в джунглях лучше не останавливаться, – прохрипел Волк, – ночью все хищники выходят на охоту, уж это я точно знаю.
Тем не менее, остановиться пришлось. Волк, очевидно, тоже устал, веревки натирали ему спину. Они подошли к стволу огромного дерева, и Миша на ощупь развязал веревку. Лосик кулем свалился на землю.
– Триста тысяч колючек мне в лапы, – прорычал Волк, – надо привести лося в походное состояние, я не вьючное животное,
чтобы таскать его всю ночь по лесу.
Миша достал привязанную к поясу флягу, набрал в рот воды и обрызгал Лосику морду. Лосик зашевелился, захныкал и закрутил головой.
– Где я? – слабым голосом спросил Лосик. – Кто я? Меня уже съели?
– Сейчас съедят, – проворчал Волк, – если ты не встанешь на ноги и не начнешь шевелить копытами.
– Не бойся, Лосик, – сказал Миша, – мы тебя спасли от дикарей, мы в джунглях, тут Волк и я.
– А где дикари? – спросил Лосик. – Они нас не догонят?
– Нет, не догонят, – ответил Миша. – Они далеко! Но тебе надо встать на ноги и идти к шлюпке.
Лосик попытался подняться, но не смог, копыта отказывались слушаться своего хозяина.
– Якорь мне в зубы, – прорычал Волк, – похоже, нам придется тут ночевать. Не самое лучшее место для ночлега.
– Мы будем охранять Лосика, чтобы его опять кто-нибудь не утащил! – сказал Миша. – Ты, Волк, нюхай во все стороны, чтобы к нам не подкрались хищники, а я буду стрелять или рубить, если понадобится.
– Нарубишься тут в темноте, – проворчал Волк, – смотри, себя или нас не заруби.
Миша прислонил Лосика к стволу, а сам навалился на него, как на большую подушку. В правую руку Миша взял саблю, а в левую – заряженный пистолет. Волк расположился у Мишиных ног, как собака. Он периодически потягивал носом в разные
стороны, чтобы не пропустить хищников. Не прошло и минуты, как Миша заснул.
Он проснулся от резкой боли в голове. Ему показалось, что кто-то ужалил его в лоб. Миша встрепенулся, схватился за больное место и огляделся по сторонам.
Было уже светло. Солнце пробивалось через плотные кроны деревьев. Никого из посторонних рядом не было. Лосик мирно спал за Мишиной спиной, Волк посапывал, положив морду на передние лапы. Но Мишин лоб продолжал болеть.
Миша повертел головой в разные стороны и вдруг заметил буквально в трех метрах перед собой широкую зубастую физиономию, которая словно висела в воздухе. Миша хотел закричать, но у него отнялся голос.
– Не ори, – сказала физиономия, – все джунгли разбудишь! Подумаешь, орехом по лбу получил.
Миша понял, что физиономия принадлежала большой обезьяне, которая сидела на соседней лиане, как на качелях.
– Вы… ты кто? – проглотив слюну, сумел выговорить Миша. – Ты – обезьяна?
– Какая я тебе обезьяна! – ответила физиономия. – Сам ты обезьяна облезлая, а я – выссий примат! Выссий! Понятно тебе?
Обезьяна, видимо, очень рассердилась. К тому же, она шепелявила, поэтому у нее получалось не «высший», а «выссый».
От этого Мише стало не страшно, а даже наоборот, очень весело.
– Понятно, – улыбнулся Миша, – ты – выссый примат! А как тебя
зовут?
– Чё ты лыбисся, чё лыбисся?! – обиделась обезьяна. – На себя посмотри, детеныс хомосапиенса!
– Кто? – удивился Миша. – Как ты меня обозвала?
– Глупый мальцик, – ответила обезьяна, – я сказала: «хомосапиенса», что значит, «человек разумный!». Тозе мне, «разумный»! – шепелявила обезьяна, – С сыской на лбу.
И обезьяна захихикала.
Миша страшно рассердился, но потом понял, что обезьяна хотела сказать: «с шишкой». И ему опять стало смешно.
От Мишиного смеха Волк заворочался, потянулся и зевнул, широко открыв зубастую пасть. Он поднял голову и уставился на обезьяну.
Обезьяна совсем не испугалась Волка. Она опять противно захихикала.
– Ой, я не могу! – потешалась обезьяна. – Посмотрите на этого хисника, на кого он похоз! На пугало огородное! Чёй-то он на себя нацепил? Тряпки какие-то намотал! А чёй-то на голове? Сляпа? – и обезьяна в восторге стала подпрыгивать и раскачиваться на лиане.
Волк вскочил, подпрыгнул и щелкнул челюстями в воздухе, пытаясь поймать обезьяну. Но обезьяна ловко отскочила в сторону, продолжая потешаться.
От этого шума и возни пробудился Лосик. Он выбрался из-за Мишиной спины. Вид у Лосика был не очень свежий. Рога и уши грустно свисали в разные стороны. К его курточке и копытам прицепились обрывки веревки, листики и колючки.
При виде Лосика обезьяна пришла в полный восторг.
– А это что за чудовище с рогами? Где вы его валяли? Им что, джунгли с утра подметали?
– Нет, я Лосик, – ответил Лосик, – я маленький и беленький, но меня украли дикари и хотели скушать!
Эти слова Лосика привели обезьяну в экстаз. Но она потеряла бдительность. Миша незаметно нащупал на земле орех, который бросила в него обезьяна. Метким и быстрым движением Миша запустил орех обратно, прямо в ее открытый смеющийся рот. И попал.
Смех захлебнулся, обезьяна подавилась и закашлялась.
– Ты чего делаешь? – завопила обезьяна, как только сумела выплюнуть орех изо рта. – Ты что делаешь, негодяй?
– А ты чего дразнишься? – спокойно сказал Миша. – Видишь, мы путешественники, мы попали в беду, и нам нужна помощь!
Обезьяна неожиданно успокоилась.
– Тоже мне, путешественники! Куда вы путешествуете? – спросила она.
– Мы ищем дорогу к берегу, к бухте, где стоит наш корабль.
– Корабль? – заинтересовалась обезьяна. – Вы путешествуете на корабле по морю?
– Да, – гордо ответил Миша, – на корабле и по морю. А это наш капитан! – Миша указал на Волка.
Волк к этому времени отряхнул свой камзол и шляпу, поправил перевязь и шпагу на ней.
– Десять тысяч вареных мартышек, – сказал Волк, – если я не капитан нашего корабля!
Замечание о мартышках обезьяна, очевидно, не отнесла на свой счет.
– А что вы делаете посреди джунглей? – спросила обезьяна.
– Мы заблудились, – честно признался Миша.
– Ой, не могу! Эка куда вас занесло! – начала было обезьяна, но сразу сменила тон. –Ладно, путешественники, бегите за мной, я вам покажу дорогу!
Глава 18. Новый член экипажа
Верблюд и Бузон собрали все вещи в лодку и неприкаянно бродили по берегу взад и вперед.
– Я пойду и их найду, – говорил Бузон, – а если не найду, то всех забодаю.
– Кого ты забодаешь? – спрашивал Верблюд. – Все джунгли не перебодаешь! А главное, как это поможет их разыскать?
– Не знаю, – говорил Бузон, – надо же что-то делать!
– Бывают моменты, когда пассивное ожидание выражает активную жизненную позицию, – отвечал Верблюд, – наши друзья не могли пропасть. Рано или поздно они выберутся из джунглей, и мы должны оказаться в нужном месте. Возможно, им потребуется экстренная эвакуация.
– Эва… какая «кувация»? – не понял Бузон.
В этот момент ветви деревьев напротив шлюпки расступились, и на пляже появились Миша, Волк и Лосик. Вид у них был потрепанный, но отважный. Впереди них
ковыляла на четырех руках большая человекообразная обезьяна.
Верблюд и Бузон бросились им навстречу. Объятия были крепкими, но недолгими.
– Вам лучше не оставаться слишком долго на этом берегу, – вмешалась обезьяна в радостные восклицания друзей, – вы уже повстречались тут с дикарями. В любой момент они могут вернуться сюда.
Верблюд церемонно повернулся к обезьяне и сказал.
– Глубокоуважаемая представительница отряда четвероруких! Разрешите представиться! Меня зовут Верблюд–Дромадер, а это наш товарищ бизон по имени Бузон. Мы искренне благодарим Вас за предоставление неоценимой услуги нашим заблудшим друзьям! Позвольте познакомиться с Вами!
– Я высший примат, – сказала обезьяна, – живу в этих местах всю жизнь. Меня зовут Кларисса.
– Чрезвычайно рад с Вами познакомиться глубокоуважаемая Кларисса, – сказал Верблюд, – чем мы можем Вас отблагодарить за Вашу заботу?
Кларисса на секунду задумалась, а потом сказала:
– Возьмите, пожалуйста, на ваш корабль моего сына! В качестве матроса или в любом другом виде! Он хороший детеныш, любит путешествовать, прекрасно лазит по деревьям, и сможет по этим, которые из корабля торчат…
– По мачтам, – подсказал капитан Волк.
– Вот-вот, и по ним тоже, – сказала Кларисса.
Друзья были несколько удивлены этой просьбой.
– Но где же Ваш сын? – спросил Волк. – И почему он не просит сам за себя?
– Он стесняется, – ответила Кларисса, – он у меня такой застенчивый.
– Глубокоуважаемая Кларисса, – сказал Верблюд, – прежде чем принять окончательное решение насчет приема в команду Вашего отпрыска, нам необходимо как минимум лично с ним познакомиться и провести, так сказать, собеседование...
– Это сейчас, – сказала Кларисса, – без проблем!
Она издала гулкий гукающий звук, и вдруг из леса на пляж выскочил крупный лохматый обезьян. Ковыляя на четырех руках, он быстро перебежал через пляж и подскочил к собравшейся компании.
– Привет всем! – прокричал крупный представитель приматов. – Меня зовут Симон, а вас как? Вот этих, – Симон показал на Мишу, Волка и Лосика, – я уже видел в лесу, так что мы уже почти приятели!
Путешественники были обескуражены столь быстрым и рьяным появлением нового кандидата в члены команды.
– Ты, это, как это ты так быстро нас нашел? – спросил капитан Волк.
– А я никуда и не уходил, – отвечал Симон, – я всегда прыгаю рядом с мамочкой.
– Он очень послушный детеныш, и никогда не отходит от меня далеко, – пояснила Кларисса.
– Уважаемый Симон, – обратился Верблюд к молодому примату, – скажите, почему Вы захотели путешествовать на корабле?
– А я не хочу, – ответил Симон, – чего я там не видел? Мне и в лесу хорошо!
Друзья вытаращили глаза.
– Симон, помолчи! – закричала Кларисса. – Я сейчас вам все объясню! – поспешно обратилась она к путешественникам. – Понимаете, это я хочу, чтоб он отправился куда-нибудь путешествовать. У нас здесь в лесу такое падение нравов! Вы
же туземцев видели? Ну, так вот! Понаехали сюда всего пять тысяч лет назад, а уже свои порядки устанавливают. Зверей едят! На высших приматов покушаются! И хоть бы чему-нибудь путному научились за это время! Даже по деревьям лазать толком не могут.
– И вообще! – тараторила обезьяна. – Мы живем в дикости, в джунглях, одним словом. Я хоть в гимназию ходила, а теперь ее закрыли. Чему ребенок тут может научиться? С ветки на ветку прыгать? Бананы с пальмы срывать? Это любой гиббон умеет. А Симон – детеныш умный, впечатлительный, ему необходимы смена обстановки и обучение хорошей профессии. Вот я подумала, что…
– Никуда я от мамочки не поеду! – неожиданно заревел Симон басом. – Я мамочку люблю!
– Он, в сущности, еще совсем малыш, – улыбнулась Кларисса, – но зато у него доброе сердце, и он совсем не такой, как эти павианы и мартышки7! Он может быть вам очень полезен. Симон – чемпион острова среди юниоров по лазанию по лианам. Лучшего матроса вам не найти!
– Мамочка! Не бросай меня! – опять заголосил молодой самец.
– Я знаю, знаю, без меня он никуда не поедет, – сказала Кларисса, – очень он мамочку любит! И хоть я и ненавижу море, я готова на самопожертвование ради сына.
– На какое пожертвование? – не понял Волк.
– Если Вы в этом смысле, – быстро проговорила обезьяна, – то не беспокойтесь, у меня самые большие запасы фиников, инжира и сушеных бананов в этих джунглях. Можно сказать,
приданое готовила для сыночка. От попугаев и гамадрилов берегла. Возьмите нас на корабль, мы до вечера вам все притащим. Там фунтов пятьсот…
– Глубокоуважаемая Кларисса, – как всегда в трудных случаях первым нашелся Верблюд, – мы благодарим Вас за столь лестное предложение, однако, мы ни в коей мере не связываем возможность Вашего путешествия на корабле с размером материального вклада в наши продовольственные резервы. Однако меня смущает, что Вы готовы покинуть родину и пуститься в опасное путешествие по морю, которое, насколько я понимаю, не является Вашей родной стихией…
Обезьяна помолчала и внимательно посмотрела на Верблюда.
– Ну, Вы тоже, кажется, кораблем пустыни называетесь, а ничего себе, по морю плаваете! А нам, высшим приматам, почему нельзя? – сказала она.
Дрëма растерялся и замолчал.
– Верховой нам нужен! – неожиданно вмешался в дело Волк. – Мальчишка уже совсем замучался. А тут за пару ртов мы получаем четыре пары рук. И запасы нам тоже не помешают.
Вдруг сзади раздался отчаянный Мишин вопль. Все разом обернулись. Миша и Симон катились в обнимку по мокрому песку.
– Так нечестно, – кричал Миша, – я тебе подручку поставил, а ты мне подножку! Но все равно ты от меня не уйдешь!
Дрëма внимательно посмотрел на парочку сорванцов.
– Полагаю, нашему юному другу пойдет на пользу активное общение со сверстником, – сказал Верблюд.
– Тащи свои бананы, обезьяна, – прохрипел капитан Волк, – хватит с нас тропиков, берем курс на норд-норд-ост!
Глава 19. Спасение Изольды
Путь через океан вдоль берегов Африки был неблизким. Но для Миши жизнь на корабле стала гораздо легче. Ему больше было не нужно лазить по мачтам. Эту работу на себя взял Симон. Хотя для Симона это занятие нельзя было назвать работой. Он прыгал по реям с таким удовольствием, что Клариссе приходилось прилагать немало усилий, чтобы заставить его спуститься вниз.
Кроме того, Миша получил повышение по службе. Капитан Волк назначил его матросом, а юнгой стал Симон. Волк полностью доверял Мише управление бригом, а сам становился к штурвалу только при очень плохой погоде или чтобы дать Мише отдохнуть.
Лосика к штурвалу не допускали. Он немного обижался, но его грусть была сглажена избытком «финикового ягеля» и «бананового ягеля», которого на корабле теперь было в избытке.
Кларисса взяла на себя роль кока, она готовила и подавала еду. Правда, меню ее было достаточно однообразным – финики, инжир и бананы в разных видах. Сначала друзья были в восторге от такой сладкой диеты, но через три дня она им надоела. Хотелось картошки, макарон, маринованных огурцов, но, к сожалению, запасы этих продуктов давно закончились.
Бузон большее время дня проводил в трюме, где точил свои
рога о шпангоут.
– Рыба-меч тебе в бок, – сказал однажды капитан Волк Бузону, – ты мне так весь шпангоут перетрешь!
– Рыба-меч? – невозмутимо поинтересовался Бузон, – а с ней можно пободаться?
Капитан Волк с досады выругался и ушел на палубу проверять такелаж.
А Верблюд по-прежнему возлежал на носу как впередсмотрящий и то ли дремал, то ли вглядывался в бесконечную даль океана.
Утром пятого дня Дрëма приподнял левую бровь и ничего не выражающим голосом сказал:
– Мне кажется, прямо по курсу в море плавает какое-то полено!
– Двести осьминогов тебе в горб, – прохрипел Волк, – тут не прорубь, полено по океану не плавает!
Все друзья собрались на носу корабля и стали вглядываться вдаль.
– Нет, это не полено! – сказал капитан Волк, оторвав от глаза подзорную трубу. – Возможно, что это обломки затонувшего корабля.
Миша взял подзорную трубу и увидел странную конструкцию, состоящую из переплетения веревок, веток и палок. Сверху на ней торчал какой-то шалаш, укрытый разноцветными линялыми тряпками.
Непонятное сооружение медленно дрейфовало наперерез «Мишкиному ковчегу».
– Давайте посмотрим, что это такое! – предложил Миша.
– Что тут смотреть? – проворчал Волк. – Наверное, загон для скота в море унесло! – Но потом все-таки приказал: – Спустить паруса, два румба влево, ход самый малый, спасательный шлюп приготовить!
Через минуту шлюпка с Мишей, Верблюдом и Симоном была уже на воде. Они быстро подгребли к плавучей изгороди.
– Эй, есть тут кто живой? – громко позвал Миша.
Ответа не последовало.
– Мне кажется, что цветные ткани на поверхности этого паноптикума, – сказал Верблюд, – принадлежали каким-то живым существам. Следует убедиться, что никого из них здесь не осталось.
Одним махом Симон перескочил на плавающую конструкцию и сунул голову в сплетение веток. Через секунду из шалаша донесся пронзительный крик молодого примата. Симон выскочил наружу, оскалив зубы, и, громко ухая, стал бить себя согнутыми пальцами по голове и груди.
– Что?! Что?! Что там такое, Симончик?! – отчаянно закричала Кларисса с борта «Ковчега».
Но крупный детеныш не отвечал маме, а только продолжал бить себе по голове и груди, кричать и подпрыгивать.
–Там кто-то есть внутри! – кричала Кларисса с палубы. – Да помогите же, ротозеи, детенышу, а то я брошусь в воду и приплыву сама!
Миша вытащил из ножен саблю и, цепляясь за ветки, осторожно перебрался на «паноптикум». Он отодвинул вылинявшую
циновку, закрывающую вход в шалаш… и обомлел.
На полу среди разбросанных тряпок и перевернутой посуды лежали три бездыханных тела – одно рыжее, и два полосатых.
Преодолевая ужас, Миша залез внутрь. Первый рыжий зверь отдаленно напоминал облезшего льва, во втором можно было признать бывшего тигра, а третье животное оказалось копытным, похожим на лошадку, но с чередующимися белыми и черными полосками по всему телу.
Миша осторожно потрогал зебру кончиком сабли, и вдруг… он заметил, что копыто животного дернулось.
Миша выскочил наружу и изо всех сил закричал:
– На помощь, скорее, там пострадавшие, нужна помощь!
Через час спасательная операция была завершена. Трое несчастных животных были доставлены на борт «Мишкиного ковчега». Они оказались живыми, но находились в ужасном состоянии. Их уложили в трюме.
– Обезвоживание, – сказал Верблюд, – очень опасно для любого организма, гибель может наступить в любой момент. К сожалению, у нас нет капельницы, чтобы сделать внутривенное вливание.
Но вливание Мише все же удалось организовать. Каждому пострадавшему он вставил в пасть трубочки для коктейля и стал лить в нее воду из чайной ложки. Вода никак не хотела течь через трубочку. Тогда Миша стал засасывать воду из стакана в трубочку, а потом выдувать ее по очереди в пасть каждого зверя.
Все старались помочь Мише. Больше всех суетился Лосик. Он
нюхал пострадавших прямо в носы и яростно фыркал.
– Что ты делаешь, Лосик? – сердился Миша. – Не видишь, что им и так плохо!
– Я Лосик, я маленький и беленький, – отвечал Лосик, – но у меня волшебный понюх, кого я понюхаю, тот сразу выздоравливает, вот!
– Не говори глупости, – отмахивался от Лосика Миша, – лучше принеси мокрые тряпки!
– Это не глупости, – не унимался Лосик, – когда ты был совсем маленький и сильно болел, я всегда тебя нюхал, и ты скоро поправлялся. А теперь ты вырос вон какой большой!
Миша не нашелся, что возразить Лосику.
То ли у Лосика и вправду был волшебный «понюх», то ли влитая вода, наконец, оказала свое действие, но к вечеру страдальцы стали приходить в себя.
Первой очнулась зебра. Она с трудом подняла длинные ресницы и обвела всех глазами.
– Где я? – беззвучно проговорила зебра и опять потеряла сознание.
Ночь для Миши была бессонной. У льва и тигра открылся сильный жар. Они рычали и метались по постели. Миша не успевал менять мокрые тряпки, которые сразу же высыхали на больных зверях.
Под утро они затихли и захрапели. Миша тоже заснул, уткнувшись головой себе в колени.
Он проснулся на своей койке, приподнял голову и увидел, что вся компания, кроме Волка, столпилась у постели спасенных
зверей.
Лев, тигр и зебра уже не лежали, а сидели, облокотясь на подушки. У каждого в лапах была чашка холодного чая. Кларисса гребешком расчесывала льву свалявшуюся гриву.
– Ничего, ничего, потерпи, царь зверей, – шепелявила она, – а то ты не на льва, а на гиену стал похож.
Лев слабо порыкивал, но терпел.
Симон своими длинными пальцами перебирал шкуру тигра, выискивая и съедая несуществующих блох. Тигру это занятие очень нравилось, и он сладко мурчал, как послеобеденный кот.
Зебра потягивала чай из стаканчика, жеманно отставив одно копыто в сторону. Верблюд периодически заботливо промакивал ее морду влажным полотенцем.
Лосик довольный и гордый сидел напротив.
– Я же говорил, у меня волшебный понюх! Видите, они все выздоровели!
– Ах, это было ужасно, – рассказывала зебра, прихлебывая холодный чай, – лучше даже не вспоминать! Как я могла согласиться на эту авантюру!
– Да, да, это было ужасно, – поддакивал зебре тигр, – я говорил Льву Абрамовичу, что из этой затеи ничего не выйдет!
– Ничего подобного, Тигран Арамович, – возражал тигру лев, – вначале Вы горячо поддерживали эту идею.
– Да, Лев Абрамович, я поддерживал, потому что не смел возражать. Вы, все-таки, царь зверей, а я только Ваш первый заместитель.
– Эти кошачьи, – говорила, вздыхая зебра, – они такие
непрактичные, такие увлекающиеся, на них нельзя положиться!
– Да, да, – поддержал зебру Тигран Арамович, – мы непрактичные, мы романтики!
– А на кого сейчас можно положиться? – не соглашался Лев Абрамович. – Скажите, Изольда, дорогая, на кого можно положиться? На крокодилов, на носорогов, или может на гиен? Мы же, дорогая Изольда, по крайней мере, Вас не съели в трудных обстоятельствах!
Лев зычно засмеялся.
– Ах, оставьте Вы свои казарменные шутки! – говорила Зебра. – Ах, оставьте! Или Вы хотите, чтобы я Вас за это благодарила?
Из разговора между спасенными животными Миша понял, что льва звали Львом Абрамовичем, тигра – Тиграном Арамовичем, а зебру – Изольдой. Изольда была артисткой. Она исполняла песни в духе парижского шансона. Лев Абрамович и Тигран Арамович ей очень благоволили. Сначала Изольде сопутствовал успех, она много выступала, но потом ее слава стала меркнуть, с чем Изольда никак не хотела смириться. Все бывшие поклонники отвернулись от нее, одни только лев и тигр оставались ей верны. И Изольда решила, что ей необходимо отправиться на гастроли в мировое турне. С этой идеей она не расставалась ни днем, ни ночью.
– Я должна покорить весь мир или погибнуть! – говорила она Льву Абрамовичу и Тиграну Арамовичу.
Но как отправиться в мировое турне – она не знала. Тогда Лев Абрамович предложил построить корабль. Он где-то вычитал, что его предки перебрались через океан на лодках, связанных
из пучков тростника, и там завоевали Новый свет. Тигран Арамович не разделял этой теории, однако он не хотел спорить с царем зверей, а главное – показаться трусом в глазах Изольды.
В процессе постройки выяснилось, что тростник в этой местности не рос, поэтому в дело пошло все подряд – и ветки, и сучья, и сухие косточки.
Разумеется, корабль получился очень ненадежным. В первый же шторм у него оторвало мачту, и звери три недели дрейфовали в открытом океане. Запасы еды и воды кончились. Путешественники умирали от голода и жажды, и наверняка бы погибли, если бы их не подобрал «Мишкин ковчег».
Вспоминая эту историю, зебра начинала плакать. Но все же, в глубине души она была счастлива, что два крупных хищника решились ради нее на подобное безумство.
По вечерам, когда солнце заходило за горизонт, а на небе зажигались первые звезды, все звери и Миша собирались на палубе. Они садились полукругом, а Изольда выходила на середину, вставала на задние копыта и пела для путешественников своим приятным, но немного слащавым голосом на мелодию Jamais Александра Вертинского:
Опять моя душа, разодранная в клочья,
В Булонский лес влачится отдыхать.
Но к прежним прелестям она глуха,
Бутылка уж суха,
И одинокая слеза ползет–ползет
Во мрак парижской ночи.
Я завтра поднимусь на Эйфелеву башню
И посмотрю с тоскою на восток.
И, как увядший осени листок,
Я подведу итог:
Безудержно шагну в Париж, шагну в Париж…
Но это очень страшно!
Это пение зебры при луне производило на зверей сильное впечатление. Лев Абрамович и Тигран Арамович краснели и опускали глаза, как гимназистки. Суровый капитал Волк шмыгал носом и начинал подвывать, Лосик пугался и прятался за мачту, Бузон ревел как корабельная сирена, обезьяны бешено хлопали в ладоши и кидались бананами, а Верблюд засыпал.
Во время одного из таких концертов Миша почувствовал, как между ним и мачтой на палубу тихо опустилось что-то огромное и лохматое. Это оказался Лев Абрамович.
– Знаешь, сынок, что самое страшное на свете? – вдруг тихо спросил лев, не отводя глаз от солистки.
– Нет, ответил Миша, – какие-нибудь чудовища, сирены, извержения, смерчи?
Лев ухмыльнулся.
– Погибнуть ради любви и дружбы – это самое великое счастье на свете. По-крайней мере, для нас, для львов.
– А что же тогда? – спросил Миша.
– Пойми сынок, а если даже сейчас не поймешь, то просто запомни на потом. Самое страшное на свете – это потерять честь или любовь.
– Ну, честь, это понятно, а как можно потерять любовь? –
спросил Миша.
– Ну, во-первых, ты можешь просто потерять друга, - сказал Лев Абрамович, - вот ты приходишь на то место, где вы всегда встречались, а его там нет.
– Может быть, он просто уехал куда-нибудь? – сказал Миша .
– Может быть, – ответил Лев. - Но бывает и еще хуже!
– Хуже – это когда твой друг погиб?
– Да, – сказал Лев, – когда погиб, хотя это не всегда хуже.
Лев ненадолго замолчал, потом покачал гривой.
– А вот представь, что вы вместе с другом приходите на свою любимую полянку, где порхают ваши любимые бабочки, а рядом протекает ваш любимый ручеек. И также, как и год назад, заходит Солнце, и тот же шмель садится тебе на нос, и вы смотрите друг друга в глаза и понимаете, что вы уже друг другу не нужны. То есть, нужны совсем не так, как было еще год назад, еще месяц назад, может, еще час назад. И что с этим уже нельзя ничего поделать. Ничего! Понимаешь, сынок? А это значит, что любовь ушла. И твоя жизнь как бы потеряла смысл. Иногда на время, иногда навсегда.
Но, послушай, ты еще молод, и когда с тобой случится такая история, а она случается почти с каждым зверем, ты не отчаивайся, а вспомни старого глупого льва и улыбнись на секундочку. Первый раз это пройдет довольно легко. Ты меня понял, сынок?
– Угу, – сказал Миша, поуютнее устроился у льва на животе и задремал. А ветер странствий гнал «Мишкин ковчег» вперед.
Глава 20. Фрау Зихель
Количество едоков на судне прибавилось, и вскоре запасы сухофруктов и тушенки стали подходить к концу. Лев, тигр и зебра почти совсем поправились. Но у Миши, Льва Абрамовича и Тиграна Арамовича начали кровоточить десны.
– Отсутствие аскорбиновой кислоты, или, проще говоря, витамина С в рационе вызывает развитие scorbutus или цинги, – говорил Верблюд,– витамин С содержится в большом количестве в свежих овощах и фруктах. Нам необходимо пополнить запасы свежей провизией.
– По моим расчетам, – сказал капитан Волк, – земля находится не дальше шестидесяти миль к востоку. При попутном ветре мы делаем до одиннадцати узлов. К рассвету мы должны увидеть материк.
Миша спустился в трюм, чтобы порадовать всех путешественников.
– Капитан Волк говорит, что завтра мы выйдем на берег!
Дружный рев и ржание приветствовали это известие.
Следующим утром Миша заступил на вахту, взял у Волка подзорную трубу и, внимательно посмотрев в нее, сказал:
– Справа земля и слева земля, а посередине – вода. Кажется, мы входим в какой-то пролив.
– Сорок горбатых китов мне в киль, – сказал капитан Волк,– в проливах можно ждать чего угодно! Свисать всех наверх! – приказал он.
Звери высыпали на палубу.
– Держать ближе к правому берегу, – приказал Волк.
Миша повернул штурвал на два румба вправо.
Судно пошло всего в миле от берега. Путешественники могли рассмотреть аккуратные домики, яркие пятна палисадников, ровные дорожки и песчаные пляжи. Берег не только был обитаемым, но и густо заселенным. Можно было заметить, что жители этой страны любили уют и порядок, и тщательно ухаживали за каждым клочком земли.
Друзья стояли на палубе взволнованные и притихшие. Даже бизон не выражал активного намерения пободаться.
Прошел целый час пока Миша не спросил Волка: – Дорогой капитан, долго ли мы будем так идти? Может, мы уже высадимся на берег?
– Сто миллионов протухших селедок, – сказал сердито Волк, – каждый матрос будет давать мне советы! Я давно уже ищу бухту для швартовки.
– А почему бы нам не бросить якорь и не спустить шлюпку? – осторожно спросил Миша.
– А потому, матрос, что вон там, на берегу, я вижу специальные знаки!
– Какие знаки? – заинтересовался Миша. – Знаки чего?
– Не «чего» знаки, а навигационные знаки, матрос! Тебе давно пора бы их изучить! Смотри!
Миша взял из лап Волка подзорную трубу и посмотрел на берег. Он разглядел красно-белые щиты с нарисованными и зачеркнутыми якорями.
– Видишь? – спросил Волк. – Это значит, якоря не бросать, на рейде не стоять! Проходить дальше!
– И долго нам так придется проходить? – спросил Миша.
– Двести жареных лангустов мне в печень, если я знаю, – прорычал Волк, – надо искать какой-то порт или гавань.
Они продолжили плавание, пока не заметили уютную маленькую бухточку с аккуратной пристанью и белым домиком у воды.
– Ну что, Волк, поворачиваем? – снова спросил Миша.
– Эх-х! Была – не была! Чем кашалот не шутит! Пять румбов вправо, по местам стоять, убрать паруса!
Симон пулей взлетел на мачту.
Было решено разделиться на две команды. Верблюд посоветовал новым спасенным друзьям оставаться на корабле для сохранения сил. На самом деле, он опасался, что одновременное появление большого количества хищников вызовет панику среди местного населения. Высшие приматы тоже оставались. Им было поручено подготовить тару для приема свежей провизии.
Бриг медленно и торжественно подошел к пирсу, мягко потерся правым бортом о кранцы и остановился.
– Бросать швартовы! – приказал Волк.
Миша набросил канаты на кнехты и тщательно привязал корабль настоящим морским узлом.
Друзья вышли на берег и огляделись. Маленький домик на берегу оказался не таким уж маленьким. Это был добротный двухэтажный особняк с высокой черепичной крышей. Над
крышей торчал флюгер в виде леденцового петушка. К дому вела тропинка, сплошь вымощенная белыми квадратными плитками и огороженная по бокам красными фигурными кирпичиками.
Друзьям показалось странным, что им навстречу никто не вышел.
Волк, Верблюд, Лосик, Бузон и Миша стали медленно подниматься по тропинке к дому. Слева от дорожки был огород с аккуратными грядками, словно расчерченными по линейке, а справа – газон, на котором в идеальном порядке, на одинаковом расстоянии друг от друга стояли яблони, груши и сливы. Друзья старались идти точно по тропинке и не ступать на землю. Только Бузон, увлекшись, ущипнул с газона маленький желтый цветочек, который по ошибке был обойден газонокосилкой.
Компания подошла к крыльцу и остановилась. Нигде не было слышно ни звука. Миша постоял немного, потом поднялся на крыльцо и решительно постучал в дверь.
Через некоторое время за дверью послышалась возня, и слабый дребезжащий голос проблеял «Кто-о-о та-а-ам?».
– Мы путешественники с другого материка, мы пришли с миром и просим приюта! – произнес Миша заученную фразу.
– И-и что-о-о? – проблеял тот же голос.
– Нам нужна свежая вода и фрукты для нашей команды, – сказал Миша.
– Не-е-е, – донеслось из-за двери, – у меня ничего не-е-ет.
– Сто тысяч моченых яблок, – прорычал Волк, – да тут у вас
всего полно!
– Е-е-если вы будете браниться и вымогать, то я позову поли-и-и-цию, – проблеял голос в ответ.
Бузон неожиданно издал глубокий протяжный звук, очень похожий на звук парохода, выходящего из порта:
– Му-у-у!
Друзья оглянулись, но Бузон продолжал с невозмутимым видом жевать цветочек.
Вдруг дверь домика отворилась, и из-за нее появилась овечья морда в смешной соломенной шляпе, украшенной сушеными цветами.
– Ме-е-е! Ла-а-адно, заходите, – проблеяла овца.
Друзья с опаской зашли в дом.
– Копыта вытирайте, – сказала хозяйка,– и ноги тоже, – добавила она, посмотрев на Мишу. Потом овца перевела взгляд на Волка:
– Хищникам вход воспрещен!
– Это не хищник, это наш капитан, к тому же, он вегетарианец, – вступился Миша за Волка.
– Ве-е-е-гетарианство теперь в моде, я сама ве-е-е-гетарианка, – смиловалась овца, – хотя это первый волк, который входит под мою крышу.
Друзья огляделись. Весь дом был украшен картинками с изображением овечек и козочек на фоне лугов и полей. По стенам вились гирлянды из сушеных роз. На каждом диванчике, на каждом кресле лежали цветастые салфеточки. Непонятно было, как можно сесть на такой диванчик или кресло. Но овца
садиться и не предлагала.
– Меня зовут фрау Зихель, – сказала овца, – зачем вы пожаловали в мое имение?
– Глубокоуважаемая фрау Зихель, – Верблюд взял инициативу проведения переговоров на себя, – мы совершаем кругосветное путешествие в познавательных целях. Мы мирные путешественники и никому не причиняем зла. Мы лишь хотели пополнить запасы продовольствия.
– Ми-и-и-рные, – проворчала фрау Зихель, – а дорожку испачкали, клумбу потоптали, цветы оборвали!
Верблюд немного растерялся.
– Му-у! – промычал Бузон, хотя уже не так громко, как в первый раз, – а пободаться тут у вас не с кем?
Фрау Зихель внимательно посмотрела на Бузона
– Бодаются только козлы и бараны, – ответила она, – в нашем поселении вы найдете немало подобных субъектов, но для этого вам надо спе-е-е-рва покинуть границы моего поме-е-естья.
Миша решил, как говорится, взять овцу за рога, хотя рогов у овцы и не наблюдалось.
– Можно мы нарвем у вас в саду яблок, груш и слив? – спросил он.
– А что вы мне за это дадите взаме-е-ен? – проблеяла овца.
Миша решил предложить овце тушенки, но сразу вспомнил, что фрау Зихель говорила насчет вегетарианства.
– Мы можем покатать Вас на нашем корабле! – сказал он.
– Вот еще-е-е! Этого только не хватало! Чего я там не
ви-и-де-е-ела? – проблеяла фрау Зихель.
– А хотите, я для Вас кого-нибудь забодаю? – неожиданно спросил Бизон.
– Это строго запрещено законом, за это Вас заберут в полицию! – ответила овца, хотя было заметно, что это предложение ее заинтересовало. – Для законного бодания Вам надо записаться в спортивный клуб!
Разговор зашел в тупик.
– Глубокоуважаемая фрау Зихель, – попробовал спасти ситуацию Дрëма, – а есть ли у Вас какие-то проблемы или задачи, в разрешении которых мы могли бы быть Вам полезны?
– Не-е-ет, проблем у меня нет, – проблеяла фрау Зихель, – единственная проблема – это всякие козлы, которые ходят в мой огород, и его топчут.
Миша хотел уже обидеться за своих друзей, но Волк воспринял эти слова буквально.
– Давайте, мы будем сегодня охранять ваш огород, – предложил он, – а вы за это дадите нам пищу и воду.
– Единственно, кто ко мне заявился сегодня, так это вы, – парировала фрау Зихель, – вы собираетесь охранять мой огород от себя самих?
Возникла неловкая пауза. Друзья уже собрались уходить, как вдруг фрау Зихель сама прервала молчание.
– Ла-а-адно, – сказала она, – я предложу вам кое-что, а вы либо соглашайтесь, либо убирайтесь восвояси. Се-е-егодня вечером у меня-я-я ве-е-е-черинка, многие овцы придут туда со своими баранами, а я-я-я своего барана давно выставила во-о-он.
Мне-е-е нужен кава-ле-е-е-ер. И один из вас мог бы сгодиться на эту роль.
Овца указала копытом на Бузона.
– Если он будет вести себя тихо, никого не бодать и во всем меня слушаться, – продолжила фрау Зихель, – то я, так и быть, дам каждому по яблоку и груше, разрешу наполнить бочку воды из моего родника и не сообщу в полицию о вашем не-е-е-зако-о-о-нном пересечении границы.
Друзья растерялись от такого предложения и посмотрели на Бузона. Но Бузон отнесся к нему совершенно спокойно.
– А травки там дадут пожевать? – спросил он.
– Каждому го-о-остю будет предложена одна тарелка со спаржей, но лезть мордой в чужие тарелки строго запрещается, – ответила овца.
– А что там надо будет делать? – спросил Бузон.
– Ни-и-и-чего, совсем ни-и-и-чего, только сидеть и молчать, – ответила фрау Зихель, – все бараны должны сиде-е-еть и молчать, когда овцы разговаривают. Это у нас называется эмансипа-а-ация. Понятно?
– Понятно, – сказал Бузон, – молчать я умею, у нас в прерии не каждый день с кем-нибудь поболтаешь! А козлы там будут?
– Не-е-ет! – сказала фрау Зихель, – козлов в наше общество не приглашают, они со своими козами ходят на другие ве-е-ечеринки. Ну что, согласны?
– Я согласен, – сказал Бузон, – для своих друзей я готов просидеть весь вечер даже в яме с койотами.
– Глубокоуважаемая фрау Зихель, – вновь заговорил Верблюд,
– а не полагаете ли Вы, что другие члены нашей команды также могли бы составить компанию вашим прекрасным дамам?
– Пре-е-екрасных дам там нет, я тут такая одна-а-а. К тому же, особей мужского пола без рогов на ве-е-ечеринку не пускают. Все должны быть рогаты!
В ответ на эти слова Лосик неожиданно оживился и подал голос.
– А как же я? – спросил Лосик. – У меня тоже есть рóги. И я не просто Лосик, а Лосик-Матросик!
Овца оглядела Лосика с копыт до рогов.
– Не-е-ет! – проблеяла она, – ты какой-то малахольный, и рога у тебя квелые. Таких самцов у нас и без тебя хватает!
Лосик обиженно надул щеки. Между тем, овца продолжала:
– Вы все останетесь во дворе и будете охранять мой огород во время моего отсутствия. И не вздумайте что-нибудь стащить! Я позову полицию. И помните, что ваш со-о-общник останется у меня в копытах.
Друзья глубоко вздохнули и стали выходить на свежий воздух.
Глава 21. Заячьи проделки
Фрау Зихель и Бузон ушли на вечеринку, а друзья расположились на крыльце ее запертого дома. Миша принес с корабля сухой паек и раздал его всем зверям. Друзья молча жевали сухофрукты и смотрели, как солнышко погружается в море.
– Мне кажется, – нарушил молчание Дрëма, – что место для высадки могло бы оказаться более благоприятным.
– Миллион вяленых абрикосов, – ответил Волк, вытаскивая из пасти косточку от урюка, – я бы лучше высадился на берег, населенный волкодавами. Не будь я вегетарианцем, я бы…
– Не стоит предаваться мстительным фантазиям, – перебил его Верблюд, – давайте лучше подумаем, как использовать сложившиеся обстоятельства в свою пользу.
– Двести тысяч каракатиц мне в днище, – сказал Волк, – эта овца над нами издевается! И еще она увела с собой наше боевое оружие – бизона.
– В данных обстоятельствах это оружие может быть нам только во вред, – заметил Дрëма, – так что пусть он хотя бы поест спаржи.
– Надеюсь, у него хватит мозгов не бодаться с баранами? – спросил Волк.
– С местными баранами ему вряд ли будет интересно бодаться,
– ответил Верблюд.
Лосик жевал пересохший инжир и с грустью поглядывал на лужайку свежего клевера, которая обрамляла небольшой аккуратный прудик.
– Скучаете? Весла сушите? – раздался незнакомый голос из-за ограды.
Друзья обернулись и увидели длинные уши.
Потом уши взмыли в воздух и вместе со своим хозяином приземлились на лужайку. Перед путешественниками предстал крупный заяц бежевого цвета. Длинные передние зубы зайца торчали изо рта, поэтому казалось, что заяц постоянно улыбается.
– Сад-огород охраняете? – весело спросил заяц. – Путешественники, значит! – уже утвердительно сказал он.
– Охраняем вот тут! – прохрипел Волк. – От таких, как ты!
– Зачем обижаете? – сказал Заяц без всякой обиды в голосе. – Я чужого не беру! А вы, значит, за яблочки стараетесь?
Глаза у зайца были косоватые, прищуренные, отчего казалось, что заяц все время хитрит или посмеивается.
– Откуда ты знаешь, косой? – спросил Волк.
– Да, чего ж тут знать? – весело ответил заяц, присаживаясь на крыльцо. – Чего ж тут знать, у фрау Зихель не забалуешь! Только яблочек вам от нее не видать, как некоторым из вас своих ушей.
Заяц опустил себе на глаза длинные уши и засмеялся.
– Почему не получим? – забеспокоился Волк. – Она обещала…
– Знаю, знаю, – сказал заяц с присвистом, – но обещать и
получить – это не одно и то же, не правда ли?
Заяц опять весело засмеялся.
– Уважаемый заяц, – обратился к ушастому зверю Верблюд, – прошу Вас прояснить сказанное Вами и внести ясность в ситуацию. Видите ли, мы …
– Путешествуете на корабле, заплыли сюда, хотели чем-нибудь поживиться, а получили от ворот поворот, да еще теперь и сад охраняете? Чего ж тут не видеть? Все совершенно ясно! Не вы первые, не вы последние. Такая тут у них жизнь.
– У них? – уточнил Верблюд. – А у Вас? Простите, не имею чести знать Вашего имени…
– Заяц, – сказал заяц, – зовите меня просто Заяц! Нас тут зайцев по именам не различают, а просто зовут: «Эй ты, заяц, иди сюда!» или «Эй ты, заяц, иди отсюда!». И все! Так и вы меня зовите!
– Насколько я смог понять, уважаемый Заяц, – сказал Верблюд, – получается, что Вы тут неместный?
– Все мы, зайцы, тут неместные, – сказал Заяц, – мы сюда из леса с голоду перебрались.
Он опять засмеялся.
– Почему же Вы смеетесь, находясь в столь бедственном положении? – спросил Дрëма.
– А что нам еще остается делать? – ответил Заяц. – Не плакать же! Натура у нас такая, веселая!
– Послушай, Заяц, – обратился к длинноухому Миша, – скажи, пожалуйста, как нам лучше отсюда выбраться, чтоб в полицию не попасть, да еще и яблок с грушами побольше набрать?
– Понятное дело, – ответил Заяц, – тут думать надо!
– Вот Верблюд у нас самый умный, – сказал Миша, – он думает, думает, а пока ничего не придумал.
– Это он не о том думает, – ответил Заяц, поглядев на Верблюда, – тут хитрость нужна!
Заяц помолчал, а потом спросил:
– В долю возьмете?
– В какую долю? – не понял Миша.
– Яблоками и грушами поделитесь? – уточнил Заяц.
– Конечно! – сказал Миша. – Если бы они у нас были, мы бы сразу поделились.
Заяц приоткрыл свои раскосые глаза и недоверчиво посмотрел на Мишу.
– Ладно, – сказал Заяц после некоторого раздумья, – Вы, кажется, честные звери, я вам помогу, только вы уж потом не обманите, ладно?
Поздно вечером, когда луна стояла высоко в небе, а на фонариках вдоль дорожек зажглись разноцветные лампочки, фрау Зихель в сопровождении Бузона возвращалась домой. Не успела она войти в калитку, как ее опередил заяц, везущий перед собой тачку, наполненную сушеными финиками и бананами. (Это были последние запасы, взятые с «Мишкиного ковчега»). Не обращая на овцу никакого внимания, заяц покатил тачку к кораблю.
– Эй ты, заяц, иди сюда, – окликнула его фрау Зихель, – что ты тут делаешь, в моем поместье?
– Ой, прости, Зихель, прости, уважаемая, – залепетал Заяц,
– сейчас только последнюю тачку на корабль сгружу и все. Ухожу!
– Зачем ты грузишь фрукты на корабль? – спросила Зихель.
– Ой, уважаемая, прости! Путешественники наняли меня привезти им фруктов с рынка. Сами, говорят, не можем, сад-огород для фрау Зихель охраняем.
Овца глубоко задумалась, а потом спросила:
– А на какие шиши они это все на рынке покупали?
– Эй, прости, Зихель, прости, уважаемая, не моя тайна, сказать не могу! – испугано сказал Заяц. – Большая тайна, понимаешь?
– Бузончик, пойди к своим друзьям, – сказала фрау Зихель.
Бузон послушно поплелся по дорожке в сторону крыльца.
– Слушай ме-е-еня внимательно, заяц, – фрау Зихель склонилась к длинному уху Зайца, – ты ме-е-еня хорошо знаешь? Не-е-е скажешь, чем платили, я позову полицию, и ты отправишься обратно в свой ле-е-ес глодать кору! Ты понима-а-а-аешь?
– Ай, не надо, фрау Зихель, не надо, уважаемая, – озираясь по сторонам, быстро проговорил Заяц, – все скажу, уважаемая, только им не выдавай!
Заяц покосился в сторону путешественников на крыльце.
– Я все выведал, уважаемая, – прошептал Заяц, – они не просто путешественники!
– А кто же они? – боязливо проблеяла овца. – Шпионы?
– Ой, зачем шпионы, зачем, уважаемая? – проговорил Заяц. – Они, это, того… коммерсанты!
Овца несколько приободрилась.
– Так и чем же эти коммерсанты расплачивались? – спросила она.
– Полярными трюфелями! – шепотом ответил Заяц.
– Какими трюфелями? – не поняла овца.
– По-ляр-ны-ми, – по складам прошептал Заяц, – видишь там среди них такой странный зверь, то ли олень, то ли лось?
– Ну, и что? – фрау Зихель недоверчиво поглядела на Лосика.
– Это Оленелось Необыкновенный, редкое животное, внесенное в Красную Книгу Рекордов Гиннеса!
– Ну и чем же он такой необыкнове-е-е-нный? – хмыкнула овца.
– А тем, фрау Зихель, прости, я подслушал, что это единственное в мире животное, которое может находить полярные трюфели под метровым слоем снега!
– И-и-и, почем же теперь на рынке полярные трюфели? – заинтересовалась овца. – Я что-то давно их не брала.
– Ну, смотри сама, фрау Зихель, – ответил заяц, – за половинку трюфеля размером с каштан, я вон, три тачки выменял. А вторая половинка трюфеля, вот тут, – заяц достал из кармана половинку инжира, – только ты меня им не выдавай, они в местных ценах ничего не понимают, а я тебе за это четвертинку трюфеля уступлю.
– Две-е-е тре-е-е-ти от полови-и-и-ны, – категорично заявила овца, – то есть, одна тре-е-еть трюфеля моя, иначе ты через десять минут будешь в полиции и совсем без трюфеля.
– Ладно, ладно, не погуби только, – униженно пролепетал Заяц, разламывая инжир на две неравные доли, – мы, зайцы, сама знаешь, много не берем!
– Все вы зайцы жу-у-у-лики, – проблеяла овца, – ладно, вези тачку на корабль, и больше мне на глаза не попадайся! Чтоб духу твоего тут не было!
Заяц покатил тачку с сухофруктами к кораблю, а овца торжественным шагом отправилась к путешественникам.
– Не-е-е-е заме-е-ерзли тут, дороги-и-и-е, – проблеяла овца, подходя ближе, – да что ж вы на крыльце сидите, как не-е-е-родные?
Друзья остолбенели и вытаращили глаза.
– Ну, не стойте же здесь, свежо уже ночью! – сладко блеяла фрау Зихель. – Проходите скорее в дом, сейчас ужинать будем!
Друзья гуськом направились к двери.
– Что ты с ней сделал? – прохрипел Волк на ухо бизону.
– Му-у, ничего, – отвечал Бузон, – сидел, как баран, весь вечер тихо, никого не бодал и жевал веточку спаржи.
– Не-ве-ро-ят-но! – тихо и по складам произнес Верблюд.
На рассвете следующего дня «Мишкин ковчег» был доверху загружен дарами зихелевского сада. Яблоки, груши, сливы, морковь, капуста и свекла были разложены по ящикам в трюме. Все емкости, куда только можно было что-то налить, были заполнены свежей водой из родника.
Фрау Зихель ласково льнула к Волку и доверчиво блеяла, заглядывая в желтые волчьи глаза:
– Я все-е-е-гда ме-е-е-чтала о море, о путеше-е-е-ствиях, но ме-е-е-щанская сре-е-е-да, понимаете ли, за-е-е-е-ла! Се-е-е-евер, сне-е-е-ег, – это такое чудо! Полярные…э-э… я хотела сказать,
да-а-а-ме-е-е!
Овца кокетливо строила Волку глазки, отчего Волк в испуге вздрагивал и прядал ушами.
– Слушай, Верблюд, – сказал Волк, когда фрау Зихель, наконец, ненадолго удалилась, – не нравится мне эта овца, она явно что-то недоброе затевает. Чего это вдруг она так переменилась?
– Вполне-е-е веро-я-я-я-тно, – отвечал Верблюд, а потом (чего с ним раньше никогда не случалось) плюнул на землю, – тьфу, я говорю, вполне вероятно, однако у нас нет формальных поводов для отказа. В противном случае, нас здесь ожидают существенные проблемы.
– Ладно, – прохрипел Волк, – в море разберемся! Там, по крайней мере, полиции нет.
– Alea jacta est, – сказал Верблюд, – жребий брошен, но с этой овцой надо быть настороже!
Глава 22. Похолодание
– На север, только на север! – говорила фрау Зихель капитану Волку, когда «Мишкин ковчег» благополучно вышел в открытое море.
– Зачем нам на север? – пытался сопротивляться капитан Волк. – Почему на север? У меня на борту пять тропических животных, они там замерзнут.
– Не-е-е замёрзнут как-нибудь, мы их попоной накроем, в трюме спрячем, – напирала овца.
– Я тоже хочу на север, – неожиданно поддержал овцу Миша, – я еще никогда не был на севере!
Овца хитро посмотрела на Мишу.
– Вот, ребенок еще никогда не видел се-е-е-вера, – проблеяла фрау Зихель, – неужели Вы, старый Морской Волк, откажете даме и ребенку? Не-е-е ве-е-е-рю!
– Сушеная вобла мне в глотку, – проворчал капитан Волк, когда фрау Зихель отошла в сторону, – три самки на корабле – это слишком! А эта еще и покомандовать норовит! А-а, делайте, что хотите! На север – так на север! Эй, юнга, гитовы подтянуть, к смене галса приготовиться! Рулевой! Четыре румба влево! И «Мишкин ковчег», разрезая набегающую волну, взял курс на север.
День проходил за днем. Погода стала портиться. Дождь сменялся зарядами мокрого снега, солнце если и появлялось, то ненадолго. Пейзаж за бортом тоже изменился. Ровные
прилизанные отмели сменились на суровые обветренные скалы. Вместо дубов и кленов на берегах появились сосны и ели.
Путешественники теперь редко выходили на палубу, а большее время дня проводили в трюме. Тут-то и начались первые серьезные разногласия.
Оказалось, что мамаша Кларисса невзлюбила фрау Зихель, а та отвечала ей взаимностью, дополненной глубоким презрением.
Поводом к этой вражде стал ничтожный инцидент, когда Симон, соскочивши с мачты, задней рукой наступил фрау Зихель на любимое копыто.
– Поаккура-а-а-тнее скакать надо, гамадрил бесхвостый! – проворчала овца.
Симон не обратил на это замечание никакого внимания, он лишь постучал себя кулаком в грудь в знак примирения и согласия. Но, к несчастью, мамаша Кларисса оказалась неподалеку.
– Это кого ты гамадрилом обозвала, баранья морда? – с места в карьер завелась обезьяна. – Это ты на Симончика, на высшего примата? Да я из тебя сейчас золотое руно сделаю, а остатки на котлеты пущу!
Фрау Зихель оказалась не готова к столь резкому развитию событий.
– Это Вы мне-е-е-е? – в растерянности проблеяла овца.
– Тебе, тебе, кому же еще, шашлык ходячий! – не унималась Кларисса.
– Да как вы смеете? Да по какому праву? Это неслыханно! – задохнулась от возмущения фрау Зихель, – поли-и-и-ция!
– Щас, будет тебе полиция, – Кларисса разошлась не на шутку, – вон, лев с тигром твое дело разберут, а косточки в море выбросят!
Конечно, Кларисса блефовала. Добрейший Лев Абрамович и покорнейший Тигран Арамович, хоть и не исповедовали вегетарианство, но ни к чему, кроме тушенки и пучков зелени не притрагивались. Тем не менее, эта угроза произвела на фрау Зихель неизгладимое впечатление. Она взвизгнула и рухнула на палубу без чувств.
На шум сбежалась вся команда. Кларисса получила строгий выговор от капитана Волка за нарушение распорядка на морском транспорте. Она отправилась в кубрик под домашний арест, наказанная, но непобежденная. Фрау Зихель вскоре пришла в себя, и ее тоже отвели в трюм, в противоположный отсек на носу корабля.
Через некоторое время капитан Волк заставил Клариссу извиниться перед фрау Зихель, что та и сделала с плохо скрываемым сарказмом. Фрау Зихель притворилась, что принимает извинения, но обиду в душе затаила.
После этой истории Миша заметил, что моральный климат на корабле изменился. Внешне все было по-прежнему. Те же вахты, те же совместные трапезы по вечерам, но посреди команды прошла незримая трещина.
Тропические животные составили на корме «южную партию», большее время дня они общались только между собой. Изольда напевала им свои песенки и отчаянно кокетничала со Львом Абрамовичем и Тиграном Арамовичем. Верблюд
соблюдал строгий нейтралитет, и изредка изрекал общие рассуждения о необходимости сохранения гармонии и порядка.
Волк сосредоточился на лоции и навигации. Симон шастал по мачтам, а Миша стоял за штурвалом. Фрау Зихель оказалась в изоляции. Один лишь Лосик с удовольствием общался с овцой. За неимением другого общества фрау Зихель приходилось слушать его рассуждения про ягель и про его пользу для лосиков. Она осторожно пыталась перенаправить его мысли на полярные трюфели, но Лосик лишь говорил, что трюфели – это вкусно, что трюфельный ягель полезен для маленьких и беленьких лосей.
Фрау Зихель старалась также привлечь к себе внимание Бузона, но тот целый день дремал в своем загоне или точил рога о шпангоут. Фрау Зихель его, очевидно, не интересовала по причине полного отсутствия рогов.
Миша с грустью вспоминал первые дни путешествия, когда они, тогда еще совсем неопытные мореплаватели, боролись с пиратами и саргассами, исследовали «Летучий голландец» и спасали Лосика от дикарей.
И все же, один случай, внес оживление в это унылое существование. Однажды Кларисса собралась варить овощной суп, но обнаружила, что морковь на камбузе закончилась. Она полезла в люк, ведущий на самую нижнюю палубу корабля, где в прохладе хранились продовольственные запасы. Она засунула свою цепкую руку в кучу моркови, но вместо корнеплодов нащупала что-то теплое и длинное. Кларисса
ухватилась за неизвестный предмет и потянула его наверх.
– Осторожно, осторожно, ухи оборвете! – раздался из темноты присвистывающий голос.
Однако Кларисса не привыкла упускать свою добычу, и скоро в тусклом свете трюма проявился образ бежевого Зайца.
– Это что еще за чучело? – бесцеремонно спросила Кларисса. – Это ты всю морковку сожрал?
– Я, – весело сказал Заяц и засмеялся, – надо было чем-то питаться!
– Сейчас я тебя к капитану отведу, – пригрозила Кларисса, – только зайцев нам на корабле не хватает!
– Капитан Волк добрый, – засмеялся заяц, – он меня не съест!
По случаю появления на борту Зайца в трюме был собран общий совет. Совет возглавил капитан Волк, временно оставив за рулевого Симона.
– Проезд зайцем на борту зафрахтованного судна наказывается согласно пункту 6 морского устава… – прохрипел капитан, увидев ушастого пассажира.
– Подожди, Волк, – перебил капитана Миша, а затем обратился к Зайцу, – ты зачем в кладовку залез? Мы же с тобой яблоками и грушами поделились!
– А чего мне там делать было? – радостно объяснял Заяц. – Там я был кто? Просто заяц! И ничего больше! А теперь я заяц–путешественник!
– Теперь ты заяц на корабле, и тебя надо ссадить на первой же остановке, да еще и оштрафовать за безбилетный проезд, – прорычал капитан Волк.
Заяц засмеялся.
– Оштрафовать меня вам не удастся, потому что у меня ничего нет! – сказал он. – А высадить меня вы, конечно можете. Только вряд ли мне будет на новом месте хуже, чем на прежнем!
– Погоди, Волк, – опять вмешался в разговор Миша, – никого мы штрафовать и ссаживать не будем! Раз уж попал сюда, то пусть плывет с нами дальше.
– Плавает… – начал было капитан Волк, но закончить не успел.
Страшный удар сотряс «Мишкин ковчег». Звери посыпались в разные стороны, как конфеты из порванного кулька. Корабль заскрежетал, застонал, заныл, как раненный зверь и стал наклоняться набок. Всё, что не было прочно закреплено – стулья, столы, чашки, кружки и ложки посыпались на путешественников. Обшивка корпуса разошлась и через открывшиеся щели в трюм хлынула ледяная вода.
Первым на лапы вскочил капитан Волк.
– Полундра! – закричал Волк. – Кораблекрушение! Свистать всех наверх!
Глава 23. Кораблекрушение
Но свистать наверх никого не пришлось. Выкарабкавшись из-под мебели, все бросились на палубу. Первое, что увидел Миша, было белое ледяное поле по левому борту. Поле тянулось почти до самого горизонта, и лишь вдали поблескивала полоска открытой воды. «Мишкин ковчег» врезался в огромную льдину и, застрял в ней, наклонившись вправо.
– Миллиард глупых мартышек, где рулевой? – истошным голосом заорал капитан Волк.
На этот раз Кларисса пропустила грубость мимо ушей.
– Симончик, детеныш, где ты? – отчаянно завопила она.
Юного примата нигде не было видно.
– Наверное, этот негодяй дрыхнет где-то в трюме! – прорычал Волк.
– Ой-ой-ой, караул! Мы погибнем, мы утонем! – заголосил Лосик.
– Бе-е-е-да-а-а! – заблеяла фрау Зихель.
– Изольда, дорогая, не бойтесь, я буду с Вами до конца! – проревел Лев Абрамович.
– Да, да, до самого конца, – убитым голосом поддержал царя зверей Тигран Арамович.
– Я так и знала, я так и предполагала, я погибну, – томным голосом проговорила зебра, – но это будет славный конец! Как вы думаете, об этом напишут в газетах?
Капитан Волк прервал их причитания.
– Миша, Верблюд! Быстро обратно в трюм, обследовать пробоину и доложить! – приказал он.
Миша покатился вниз, а Верблюд поковылял за ним следом. С трудом прокладывая дорогу между развороченной мебелью, Миша подобрался к пробоине.
Вода хлестала между разошедшихся досок корабля. Она стекала на пол и уходила ниже, туда, где хранились продовольственные запасы. К счастью, сами доски остались целы, они лишь слегка прогнулись внутрь.
Миша сунул руки в ледяную воду и нажал на выгнутую обшивку. Но это привело только к тому, что рукава куртки промокли насквозь.
– Это бесполезно, – неспешно проговорил Дрëма, – ледяная толща давит снаружи на корпус и препятствует закрытию пробоины. Необходимо как можно скорее освободить корабль и вывести его на свободную воду.
Перескакивая через две ступеньки, Миша понесся к Волку докладывать. Верблюд поскакал за ним.
– Необходимо отодвинуть судно ото льда при помощи рычага, – сказал Верблюд, когда Миша закончил доклад, – для этой цели идеально подойдут весла-клюшки, но кому-то придется спуститься на лед.
– Матрос! Веревочную лестницу, весла-клюшки готовь! – распорядился Волк.
Через минуту лестница была сброшена на льдину, а Миша карабкался по ней, зажимая клюшки под мышкой. Остальная
компания столпилась на борту и смотрела вниз.
Осторожно подойдя к краю бездны, Миша засунул одну клюшку между льдиной и кораблем и навалился грудью на рычаг. Клюшка немного согнулась, но корабль остался на месте.
– Я не могу, мне не хватает сил! – закричал Миша вверх.
– Все вниз! Все на помощь! – прохрипел капитан Волк.
Но приказать было легче, чем сделать.
– Я не могу, я не готова, – простонала Изольда, – я актриса, а не циркачка, чтобы лазать по веревкам.
– Изольда, несравненная, не бойтесь, я помогу Вам спуститься, – пробасил Лев Абрамович.
– Да, да, мы Вам поможем, Изольда! – поддержал шефа Тигран Арамович.
Но как конкретно помочь зебре, никто не знал. В конце концов, ее пришлось обвязать веревкой и спустить на льдину. Ту же операцию проделали и с фрау Зихель. Лосик съехал на шее у капитана Волка.
Остальные спустились сами. Лев Абрамович величественно и грузно спрыгнул на лед. Тигран Арамович немного потоптался на краю палубы, а потом тоже спрыгнул.
Бузон, недолго думая, наклонил рога и сиганул вперед. Его копыта глубоко врезались в снег, и Бузон покатился через голову по льдине. Потом он поднялся и, как ни в чем не бывало, помотал головой.
Заяц соскочил одним прыжком, а Кларисса просто соскользнула, держась одной рукой за веревку.
– Веселей, веселей, айсберг мне в брюхо! – командовал Волк.
У одного весла собрались тропические животные – Лев Абрамович, Тигран Арамович, Изольда и Кларисса, а другого – все остальные: Миша, Верблюд, Бузон и Заяц.
Бравый капитан встал между ними и командовал:
– Под-во-ди! За-во-ди! Все вместе на-ва-лись! Полегче-полегче, весла не сломайте!
Клюшки врезались в лед, гнулись, и Мише казалось, что они вот-вот сломаются. И действительно, в это мгновение раздался какой-то скрип.
Щель между льдиной и кораблем начала медленно расти. Еще немного, еще чуть-чуть…
И «Мишкин ковчег» медленно отвалил от льдины. Полоска воды между кораблем и ледяным полем стала быстро увеличиваться.
– Ура! Ура! – закричали все и бросились обниматься. Миша обнял Верблюда, а Заяц – Лосика. Лев Абрамович и Тигран Арамович, воспользовавшись случаем, стали целовать Изольду, а она, притворно смущаясь говорила:
– Ну что вы, ну зачем вы? Ну, хватит, хватит!
Даже Кларисса в неразберихе обняла фрау Зихель. Потом она заметила оплошность, но уже было поздно.
– Ну, ладно, ладно, не обижайтесь на меня, фрау Зихель, – сказала Кларисса, чтобы выйти из неловкого положения, – уж такой у меня характер, тропический! Что Вы возьмете со старой больной обезьяны?
– Ну, бу-у-у-де-е-ет, будет Вам, милочка, – блеяла фрау Зихель,
– кто старое помя-я-я-нет, как говорится…
Бузон не стал обниматься с Волком. Он постоял, постоял, покрутил головой, а потом громоподобно замычал.
Все остановились и посмотрели на Бузона.
– Интересно, – сказал Бузон, – а как мы попадем на корабль обратно?
Настала мертвая тишина. «Мишкин ковчег», покачиваясь в ледяных водах, отошел от льдины на добрых тридцать метров и продолжал тихо удаляться.
Миша стоял, растопыривши руки в разные стороны, капитан Волк раскрыл зубастую пасть, Лосик вытаращил глаза, а Заяц поднял уши.
Радость победы сменилась ужасом и отчаянием. Всем стало понятно, что корабль безвозвратно уходит, и что им предстоит погибать от холода и голода на льдине, затерянной в северном океане.
– Может, я сумею доплыть до корабля и подняться по лестнице? – тихо спросил Миша Волка.
– Бесполезно, – прошептал Волк, – в такой холодной воде ты не проплывешь и пяти метров.
Миша и звери в оцепенении сели на льдину и смотрели на удаляющийся корабль. Даже Заяц спрятал в рот свои длинные зубы и больше не улыбался.
И в этой жуткой тишине послышался душераздирающий крик мамаши Клариссы:
– А где Симончик?!
Вдруг с палубы «Ковчега» донеслось сочное гукание Симона:
– Гу-гу-гу! Мама, мама, я тут, не оставляй меня, мамочка!
Симон, подпрыгивая, появился на краю палубы.
– А-а-а! – раздался всеобщий рев на льдине.
– Молчать! – заорал капитан Волк. – Слушай меня, сынок, скорее бери швартовый конец, привяжи к нему что-нибудь тяжелое, поднимись на верхушку грота и бросай конец сюда, на льдину, если хочешь еще раз увидеть свою мамочку!
Дважды повторять Симону не пришлось.
– Спасательный круг подойдет?– крикнул Симон.
– Точно! – завопил Волк. – Это самое лучшее, что может быть!
Симон привязал круг к концу веревки, взял его в зубы и в одно мгновение вспорхнул на самую верхушку грот мачты. Там он смотал веревку в клубок и ухватился нижними руками за мачту. Держа моток веревки в левой верхней руке, а спасательный круг в правой верхней, он изогнулся, как молодой бамбук, и бросил круг в сторону льдины.
Одиннадцать пар глаз неотрывно следили за полетом красного кружка в сером северном небе.
«Плямс!»
Спасательный круг упал на льдину всего в метре от края воды.
– А-а-а! – снова раздалось в воздухе. Но всеобщего ликования не последовало. Волк первым метнулся к кругу, вцепился в него зубами, а затем, упираясь лапами, вместе с кругом медленно поехал к краю льдины.
– Ма-а, ама-ма-хи-е йе оррт а-ми! – прохрипел Волк, не выпуская спасательного круга из пасти.
– О чем это он говорит? – поинтересовалась Изольда у Льва
Абрамовича.
Но вместо Льва Абрамовича выступил Миша.
– Все на помощь! – закричал он, подскочил к Волку и схватил его за волочащийся хвост.
Движение замедлилось, но не прекратилось.
Звери гурьбой обступили Волка и стали тащить его от края льдины. Лев Абрамович схватил Мишу зубами за штаны, Тигран Арамович аккуратно взял в пасть хвост Льва Абрамовича, а овца взяла за хвост Тиграна Арамовича. Заяц ухватился лапами за фрау Зихель, а Изольда изящно прикусила маленький заячий хвостик. Бузон помотал головой, подошел поближе, и цапнул зебру за хвост.
– Ах, оставьте, невежа! – слабо попробовала лягаться Изольда.
Один Верблюд не стал играть в «репку», а подошел к самому краю льдины и пастью ухватился за веревку.
Это позволило Волку перехватить круг не зубами, а лапами!
– Десять безмозглых каракатиц, – захрипел капитан Волк, – не друг за друга, а за веревку хватайте, сейчас круг сломается!
Наконец, звери уцепились за веревку и потащили. Копыта, когти и ботинки упирались в ледяную кашу.
«Мишкин ковчег» медленно, но постепенно набирая ход, стал возвращаться к своей команде.
Глава 24. Трудные времена
Очутившись на корабле, Миша, Верблюд и капитан Волк сразу же приступили к ремонту судна. Течь ослабла, но не прекратилась. При внимательном осмотре выяснилось, что сломался один из шпангоутов. Его необходимо было заменить, но нужного куска дерева на корабле не было.
– Принцип рычага выручил нас один раз, вероятно, что он поможет и во второй, – сказал Верблюд.
При помощи рулетки Миша точно отмерил расстояние между повреждёнными бортами. Друзья соединили две клюшки таким образом, чтобы их длина была немного больше этого расстояния. Потом, совместными усилиями, они вставили клюшки как распорку между бортами и прочно их заклинили. Клюшки надавили на разошедшиеся доски бортов и течь прекратилась. Почти.
В оставшиеся щели они напихали сухой ботвы, свалявшейся шерсти, а сверху замазали жиром от тушенки. Вода перестала поступать внутрь корабля. Но вся нижняя палуба с продуктами оставалась затопленной.
– Нам нужна помпа для откачки воды, – сказал Верблюд.
Конечно, никакой помпы у путешественников не было. Но Миша нашел старый велосипедный насос. Он засасывал воду из трюма через шланг, а затем выпрыскивал ее за борт через иллюминатор. Работа шла медленно, но приносила свои плоды. Когда Миша выбился из сил, его сменил Симон, потом капитан
Волк. Потом к работе подключили и Зайца. Он выполнял ее на удивление ловко и споро.
К утру следующего дня вся вода с нижней палубы была откачена. Но запасы провизии, особенно крупа, безвозвратно пострадали от морской воды.
– Триста метров льда мне в форштвень, – прохрипел Волк, – продуктов нет, судно повреждено. Первый же паковый лед нас раздавит в лепешку! И мы либо утонем, либо подохнем с голоду! Надо идти к ближайшему берегу.
Солнца не было уже несколько дней, и точно определить координаты корабля Волку не удавалось. Но, судя по карте, берег находился примерно в сотне милей к югу. Капитан приказал менять курс на зюйд.
Симона призвали к ответу за своевольное оставление вахты. Впрочем, вина его была небольшой. Житель тропиков никогда не видел ни снега, ни льда. Когда первые хлопья упали на палубу, Миша научил Симона лепить из них снежки и бросаться друг в друга. Симону эта игра очень понравилась. В тот момент, когда капитан Волк оставил его одного в качестве рулевого на палубе, Симон продолжил лепить снежки, чтобы достойно встретить Мишу, когда тот поднимется наверх. Симон видел перед собой ледяное поле, но не придал ему никакого значения, поскольку думал, что снег, плавающий на воде такой же рыхлый и мягкий, как и тот, что падал на палубу. Когда же судно врезалось в лед, Симон от страха спрятался в трюм.
Мнения о поступке Симона разделились. Фрау Зихель
требовала привлечь молодого примата к административной ответственности за нарушение правил морского движения. Кларисса, как могла, защищала своего детеныша.
– Он у меня хороший мальчик, – говорила Кларисса, – он не мог сделать ничего плохого. К тому же, если бы не Симончик, вы бы все сейчас замерзали на льдине.
– Е-е-е-сли бы не Симончик, – блеяла фрау Зихель, – то мы бы плыли прежним курсом, и наши запасы е-е-е-ды бы не пропали!
В конце концов, большинством голосов решили, что хотя Симон был ответственен за кораблекрушение, он стал невольным спасителем всей команды. Его простили.
Уцелевшие запасы провизии вытащили на палубу и просушили. Их должно было хватить еще на две недели пути. Однако погода продолжала портиться. Зарядил долгий мокрый снег. После снега ударил мороз. Намокшие паруса заледенели и встали колом. Их невозможно было ни поднять, ни спустить. На мачтах и реях образовалась толстая корка льда. Вся палуба, все, что было снаружи, тоже покрылось льдом. Поначалу Миша и Симон пытались сбивать лед саблей и молотком для мяса, но потом отступили за бесполезностью этого занятия.
– Сто миллионов снежных зарядов мне в брюхо, – ругался капитан Волк,– я удивляюсь, как мачты еще держатся и не ломаются!
Ко всем этим неприятностям добавилась ледяная шуга, то есть мелкие куски льда, которые плавали в море и тормозили движение корабля. Ход замедлился до двух узлов. Ледяной ветер гулял по палубе. Звери жались друг к другу в трюме и
редко вылезали наверх.
– Если шуга сойдется плотнее, то мы застрянем здесь, как «Челюскин» во льдах! – тихо говорил капитан Волк Верблюду. – Ты же умный, может, ты придумаешь что-то?
– Мои умственные способности не позволяют мне управлять капризами стихии, – отвечал Дрëма, – единственное, что может нам помочь в данных обстоятельствах – так это скорейшая высадка на сушу.
И вот, наконец, на третий день путешественники увидели среди морозного тумана узкую полоску земли. Никто не радовался и не ликовал, все понимали, что неизвестная страна не будет гостеприимной. И действительно, подойдя поближе, друзья разглядели только хмурые неприступные скалы. Ни деревца, ни кустика не росло на этом суровом северном берегу.
– Двадцать лет я плаваю по морям и океанам, – сказал капитан Волк, – но никогда я не видел столь сурового берега!
И тут друзьям повезло. Между двух высоких скал проглядывался вход в небольшую бухту. Берег в бухте казался пологим, во всяком случае, он выглядел гладким под свежевыпавшим снегом.
– Свистать команду наверх! – приказал Волк.
Только благодаря искусству капитана, друзьям удалось загнать закоченевший корабль в бухту. Спустили шлюпки. В первой на берег оправился отряд разведчиков – Миша, Волк, Верблюд, Лосик и к ним примкнувший Заяц. Вскоре шлюпка заскребла о песчаное дно. Разведчики выпрыгнули из лодки на заснеженный берег.
– Дно здесь ровное, подводных камней нет, – сказал Волк, расправив лапы, – однако, если мы оставим судно в бухте на зимовку, его раздавит льдом.
– Не могу с Вами не согласиться, глубокоуважаемый капитан, – отвечал Дрëма, – у нас есть не более недели. В этих краях в начале зимы бывают оттепели. Это наш единственный шанс спасти корабль и выбраться отсюда.
– Нам нужно дерево, чтобы починить шпангоут, – сказал капитан Волк, – а леса поблизости не видно.
– Тут есть лес, – неожиданно вмешался в разговор Лосик.
– Откуда ты знаешь? – удивился Миша.
– Не знаю, – ответил Лосик, – я не знаю, откуда я знаю, что я знаю.
Было решено высаживаться на берег всей командой. Судно поставили на якоря, а люки задраили. Все оставшиеся запасы провизии и теплых вещей были вытащены на берег. На шлюпках привезли и поломанную при кораблекрушении мебель, из которой соорудили костер.
Пока Миша разводил огонь, тропические звери мерзли на холодном ветру,
Симон и Кларисса стояли в обнимку, поставляя ветру только две спины. Зебра жалась между Львом Абрамовичем и Тираном Арамовичем, которые защищали ее от стужи своими телами.
– Ах, замерзнуть здесь, на диком берегу, это так бессмысленно, это так непоэтично, – говорила она, – и никто в мире, ни одна живая душа не узнает про мой бесславный конец!
– Изольда, дорогая! – отвечал Лев Абрамович. – Я буду согревать вас до последнего удара моего горячего львиного сердца!
– Да, да, Изольда, до последнего удара, – соглашался Тигран Арамович, поджимая от холода хвост.
– Лучше накройте меня попоной! – сказала Изольда. – От нее будет больше пользы, чем от ваших пошлостей.
Один Бузон совершенно не страдал от холода. Он стоял в стороне и жевал подмокшие остатки латука.
– Му-у! – сказал Бузон. – Опять пустыня какая-то, пободаться не с кем!
Между тем, костер на берегу разгорелся. Пламя жадно пожирало стол и стулья. Звери плотно обступили костер.
– Сто тысяч сломанных стульев, – сказал капитан Волк, – запасов топлива до утра не хватит! Нам нужно срочно найти дрова.
– В лесу есть дрова, – сказал Лосик, – я их чую!
– Чуешь дрова? – удивился Миша. – Как ты можешь их чуять?
– Я чую лес, – ответил Лосик, покрутив своим мягким носом, – а в лесу всегда есть дрова.
Хотя словам Лосика мало кто доверял, решено было отправляться на поиски дров. Вечерело. Холодные сумерки короткого предзимнего дня быстро спускались на берег. За дровами вызвались идти все те же: Миша, Волк, Верблюд, Лосик и Заяц. Льву и Тигру поручили охранять остальных от возможного вторжения местных хищников, на что они с радостью согласились – уходить от теплого костра им не
хотелось.
Миша взял с собой швейцарский нож, спички, веревку и фонарик. Взял он и корабельный компас, хотя понимал, что звери вряд ли смогут заблудиться в лесу.
Друзья двинулись по направлению от берега. Миша шел, проваливаясь по колено в снег. Верблюд и Лосик ступали, высоко задирая ноги. Волк старался идти по насту, примороженной корочке льда на поверхности снега. Порой это ему удавалось, но иногда он проваливался в снег по самое брюхо и сочно ругался. Один Заяц легко скакал вокруг остальной команды, выписывая на снегу замысловатый узор следов.
Как ни странно, но Лосик оказался прав. На сумрачном темно-сером небе вдали зачернела полоска тайги.
Когда друзья подошли к лесу, было уже совсем темно. Миша зажег свой фонарик. Снег в лесу был еще глубже, но зато не было ветра. Стало немного теплее.
Путешественники стали искать дерево, сломанное ветром, чтобы дотащить его до берега. Но таких деревьев не попадалось. Они натыкались только на огромные сосны, вывороченные с корнями из земли.
– Может, веток наломаем? – предложил капитан Волк. – Сосна хорошо горит!
– Ветки тащить неудобно, – сказал Миша, – да и прогорят они быстро, может, поищем еще?
Бродить по зимнему лесу, утопая в снегу, было очень тяжело. Миша выбился из сил.
– Давайте, немного отдохнем, – попросил он, – вон там, видите? – Миша посветил фонариком. – Елку вывернуло с корнем. Прямо стена получилась!
Лосик потянул носом воздух и сказал:
– Нет, не надо туда ходить!
– Вечно ты, Лосик, капризничаешь, – ответил Миша, – «туда ходить, сюда не ходить!». Я уже большой и сам знаю, куда мне идти.
Миша решительно отправился к поваленной ели.
– Я полагаю, – начал Верблюд, – что природные инстинкты нашего сохатого друга обнаруживают…
Но Миша так и не узнал, что же обнаруживают природные инстинкты Лосика. Он сделал еще один шаг к дереву и полетел куда-то вниз, глотая открытым ртом пелену свежего снега…
Глава 25. В берлоге
Миша не ушибся, потому что упал на что-то теплое и мягкое, похожее на подогретый матрас. В яме стояла полная темнота. Фонарик закатился в угол и света не давал.
Вдруг матрас под Мишей зашевелился.
– У меня брюхо не казенное, чтоб на него с размаху сигать, – раздался глухой ворчливый бас.
Миша соскочил с матраса и хотел испугаться, но не успел. Он только потерял дар речи.
– Никуда от этой публики не скроешься, на краю света найдут, из-под земли выкопают, – сказал тот же голос.
– И-и-и-звинте! – выдавил из себя Миша, – а Вы кто?
– Кто, кто, – передразнил ворчливый бас, – конь в пальто, вот кто!
– Ты не ушибся? – раздался сверху голос Лосика. – Там, в берлоге, медведя нет?
– У вас там что, целая делегация? – спросил бас из темноты. – И почему это в берлоге не должно быть медведя? Где же ему еще быть в это время года, на пляже, что ли?
В басовитом голосе Миша не расслышал злости, поэтому решился спросить:
– Можно я возьму фонарик и посвечу?
– А чего ж, посвети, – ответил голос, – только не в глаза, они у меня, знаешь, не казенные.
Миша осторожно поднял фонарик и посветил в пол. Из темноты
выросла лохматая бурая шкура.
– Вы медведь? – спросил Миша.
– Нет, я тушканчик, – съязвила шкура, – тушканчик, который выкопал берлогу под елью, улегся спать, а ему на брюхо свалился мальчишка. Да еще и компанию с собой привел. Там охотников среди вас нет? – поинтересовался медведь.
– Нет, охотников нет! – поспешил заверить медведя Миша. – Мы просто путешественники!
– Матрос, ты живой? – прохрипел сверху Волк.
– Живой, живой, – ответил Миша.
– На корабле, значит, путешествуем, – заключил медведь, – а ко мне зачем пожаловали?
– Мы искали дерево для костра, – объяснил Миша, – а к Вам я просто свалился.
– Просто так ничего не бывает, – сказал медведь, – раз свалился, значит, судьба твоя такая. Много вас там наверху?
– Здесь еще четверо, а на берегу еще семеро.
– Ничего себе компания! – проворчал медведь.
– Мой юный друг, – раздался сверху голос Верблюда, – следует ли оказать тебе помощь или ты выберешься сам?
– Я сейчас! – ответил Миша, а затем обратился к новому знакомому:
– Уважаемый медведь, мы попали в трудное положение, можно мы к Вам спустимся и погреемся?
– Чего это я должен вас сюда пускать? – забеспокоился медведь.
– Раз моя судьба была упасть Вам на брюхо, то, возможно
Ваша судьба состоит в том, чтобы оказать нам прием в Вашей берлоге, – ответил Миша.
– Ни летом, ни зимой покоя нет! – проворчал медведь. – Только заляжешь в зимнюю спячку, а тут на тебе – посетители. Ну, ладно, залезайте, только лапы вытирайте, у меня берлога не казенная!
Миша выкарабкался на поверхность по ступеням, вырытым в стене берлоги, и сказал:
– Там внизу медведь, давайте все спустимся к нему и отдохнем немного.
Однако спускаться в берлогу к медведю остальные путешественники не спешили.
– Медведь зимой представляет реальную опасность для окружающих, – сказал Верблюд.
– Он нас съест! – предположил Лосик.
– Десять тысяч бессонных медведей, – прорычал Волк, – кто знает, что у него на уме?
– Но Мишу он не съел, – сказал Заяц, – медведи они разные бывают, вот у нас в лесу…
– Давайте, залезайте, – перебил зайца Миша, – он ворчливый, но добрый.
Когда друзья спустились в берлогу, то их взору явилась странная картина. Собственно, то, что они увидели, нельзя было назвать берлогой.
На большом круглом столе светилась керосиновая лампа. Вокруг стола стояли грубые, но крепкие стулья. В глубине виднелся шкаф со стеклянными дверцами, за стеклами
поблескивала посуда. На столе кроме лампы находился странный предмет, напоминавший медный шар, но с трубой сверху, как у парохода.
Самого медведя в берлоге не было видно.
– Чудеса какие-то, – тихо сказал Миша, – прямо не берлога, а целый дом.
Из темноты дальнего угла внезапно появился и сам хозяин с большим горшком в передних лапах.
– Да, – сказал медведь, ставя горшок на стол, – а что же мне в хлеву жить? Как говорится, жизнь дается медведю только один раз… Ну, прошу к столу, если лапы мыть не будете.
Друзья осторожно расселись по стульям.
– Чайку приготовлю, но уж не взыщите, дело это долгое, а пока можете медком покрепиться. Да вы ешьте, не бойтесь, мед у меня свой, не казенный.
Волк поерзал на табуретке.
– Простите, медведь, не знаю, как Вас зовут… – сказал Волк.
– Михайло Потапыч, – подсказал хозяин, – а можно просто: Потапыч. А вас как звать-величать?
– Меня зовут капитан Волк или Морской Волк! – сказал Волк.
– Очень приятно, товарищ Морской! – медведь протянул Волку огромную лапу.– А вот тут, среди вас наблюдаю экзотическое животное с горбом… Это верблюд, если не ошибаюсь? – спросил Михайло Потапыч.
– Не ошибаетесь! Верблюд Дромадер! – Дрëма церемонно поклонился.
– Добро пожаловать в наши края, господин Дромадер, –
громко сказал медведь, – надолго вы к нам?
– Как получится, – уклончиво отвечал Дрëма.
– А меня зовут Миша, – сказал Миша.
– Миша, тезка, значит! Вот здорово! – обрадовался медведь. – Ну, здорово, тезка, ты мне чуть брюхо не раздавил! – захохотал он.
– Я Заяц, – сказал заяц, – но имя мое…
– Да, да, – сказал медведь, – всех зайцев по именам не упомнишь, у нас тут в лесу этих зайцев раньше было как… короче, очень много!
Заяц решил не уточнять, почему «было», и куда теперь эти зайцы делись.
– А меня зовут Лосик-Матросик, – сказал Лосик.
– Это что, кличка такая? – поинтересовался медведь. – А нормальное имя у тебя есть, по паспорту?
– Есть, – сказал Лосик, – вообще-то меня зовут Феодор Оленьевич, но..
– Федя, значит! – пробасил Михайло Потапыч. – Хорошее имя! Помнится, был у меня друг Федя, дай памяти, в каком году…
Капитан Волк заерзал на своем стуле.
– Простите, Потапыч, что перебиваю Вас, но у нас там, на берегу, осталось еще несколько пассажиров, из них большинство тропических животных, не привыкших к морозу. Разрешите пригласить их сюда?
Мише стало стыдно. Ему было так хорошо и тепло в медвежьей берлоге, что он на время забыл о замерзающих друзьях на берегу. А вот капитан Волк не забыл!
В ответ на просьбу Волка Потапыч шумно вздохнул.
– У меня тут, знаете ли, берлога не резиновая. Тут вам не ресторан и не стадион!
Медведь немного помолчал, почесал себе брюхо, а потом добавил:
– Ну да ладно, не замерзать же им там на берегу! Международный скандал может выйти. Обстановка, опять же, обострится… Пусть приходят!
– Благодарю, – прохрипел Волк, – тогда я это, того, схожу за ними?
– Заблудитесь еще в лесу, потом ищи вас ночью в темноте! Одни хлопоты! – сказал Михайло Потапыч. – Ладно, вы тут пока медком согревайтесь, а мы с товарищем Морским до берега сбегаем, международную общественность приведем!
Медведь с Волком ушли.
Пока хозяин отсутствовал, кушать было неудобно. Чтобы скоротать Миша решил осмотреть берлогу. За «гостиной» он обнаружил еще одну комнату, где вдоль стен стояли высокие шкафы без дверей. На каждой полке поместилось по несколько горшков или банок. Горшки и банки были аккуратно подписаны карандашом.
– «Малина сушеная», «Рыжики соленые», «Мед липовый», – прочитал Миша надписи на банках.
Он посветил фонариком в угол и увидел большую кирпичную печь, рядом с которой до самого потолка была сложена поленница дров.
– Основательно тут косолапый устроился, – просвистел веселый
заячий голос у Миши за спиной.
– Кажется, наш новый знакомый хорошо подготовился к зимнему сезону, – сказал Дрёма.
– Угу! – сказал Лосик.
– К зиме, значит! – разъяснил Верблюд, а потом добавил: – Извините, но моя нервная система требует некоторой релаксации, Вы не будете возражать, если я подремлю в углу?
Через две минуты вся компания уже мирно храпела в разных углах берлоги.
Глава 26. Горячее чаепитие
Друзья проснулись от того, что на их головы посыпались комья снега.
– Давайте, давайте, побыстрее залезайте, – басил сверху Потапыч, – берлогу выстудите, а у меня дрова, знаете ли, не казенные.
Продрогшие звери – лев, тигр, зебра, овца и две обезьяны – оглядываясь, спустились в берлогу. За ними последовал капитан Волк.
– Ваш бизон заходить внутрь отказывается, говорит, что ему и в лесу хорошо! – сказал Потапыч, – думаю, пусть себе постоит, у нас тут волков почти нету. Простите, я не говорю о присутствующих.
– Волки Бузону не страшны, – сладко потягиваясь, ответил Миша, – он может их забодать.
На столе весело свистел самовар. От шкур промерзших животных повалил пар.
– Устроились тут, не-е-е-чего сказать, – проблеяла овца, – а мы там, на берегу, чуть копыта не отбросили от холода. Костер давно прогоре-е-ел!
– Ух-ух-ух! – Симон радостно постучал себя пальцами в грудь. – Тут тепло, как у нас в Африке!
– Ах, уважаемый Потапыч, Вы наш избавитель! Без Вас бы мы погибли в этой ледяной пустыне! – сладко пропела зебра. – Если мы выберемся отсюда, то я непременно посвящу Вам мой
следующий романс!
Лев Абрамович и Тигран Арамович неодобрительно покосились в сторону медведя.
– Пустое, – отвечал Потапыч, – радио у меня тут нету, так что, Ваш романс я все равно не услышу! Свой романс можете посвятить кому-нибудь еще. Мне оно без надобности. Прошу всех чай пить! – добавил медведь.
Изольда обижено поджала губы, но за стол села и чашку с чаем взяла.
– Медведь! Грубиян! – прошептал Тигран Арамович на ухо Льву Абрамовичу.
– С первым – согласен, а со вторым – нет! – возразил Михайло Потапыч, прихлебывая чай из блюдца. – Я не грубиян, просто я всегда говорю все, что думаю. Принцип у меня такой.
Тигр и Лев потупили взоры.
– Я сюда не для того переселился, чтобы лицемерить. Этого у меня в жизни достаточно было. Больше не хочу!
– Значит, Потапыч, Вы тут не всегда жили? – поинтересовался Миша.
– Давай, тезка, на «ты», – предложил Потапыч.
– Хорошо, – согласился Миша, – ты тут давно живешь?
– Да вот, почитай, третий год уже будет, – отвечал медведь, – сам-то я родом из столицы.
– Откуда? – удивился Миша.
– От верблюда, – ответил Потапыч, но сразу же извинился, – простите, я не хотел обидеть нашего африканского друга. Я в зоопарке родился! На казенных харчах, так сказать, вырос!
– Позвольте полюбопытствовать, – вмешался африканский друг, – а что же Вас занесло в края столь отдаленные?
– Пустота там, в столице, суета одна, – ответил Потапыч, – вот я и решился бежать из города сюда, на север. В поисках этой, как еë, гармонии и самого себя, так сказать.
– Не-е-е-ве-е-е-роя-я-я–тно! – проблеяла овца, – добровольно оставить плоды цивилизации и бе-е-е-жать в эту глушь?
– Угу! – сказал Лосик, но на него не обратили внимания.
– А что мне в них, в этих плодах? – сказал медведь. – Вся жизнь за решеткой! Да, кормят регулярно, но всякой гадостью. И все готовы друг другу глотку перегрызть!
Медведь разошелся не на шутку и даже забыл про чай с медом.
– А здесь, я хозяин своей судьбы, я ни от кого не завишу. Сам себе берлогу выстроил, сам себе запасы заготовил! Экологически чистые! Зачем мне дары этой, так сказать, цивилизации?
– Угу, – снова согласился Лосик.
– Позвольте полюбопытствовать, уважаемый Михайло Потапович, – сказал Верблюд, – а вот все, что у вас в берлоге, вот эти шкафы, банки, кружки, самовар, это вы все сами изготовили?
– Напрасно пытаетесь подловить меня на слове, господин Дромадер, – отвечал медведь, – если уж вы кухонной утварью моей интересуетесь, то я вам скажу без утайки: нет, я это не сам сделал, но ни у кого и не украл!
– На какие же средства вы тут живее-е-е-те? – поинтересовалась фрау Зихель.
– На свои, на трудовые, фрау Зихель, – отвечал медведь,– все своим трудом в берлогу притащил. Тут вокруг много заброшенных деревень. Чего только там не валяется! Если поискать хорошенько, то можно и аэроплан найти, только это мне за ненадобностью. Мне нужно только то, что в хозяйстве пригодится.
– Понятно, – протянул Верблюд, – а позвольте полюбопытствовать, как обстроят дела с обретением самого себя?
– И с этим все в порядке, – сказал Потапыч, – я понял главное: мы вечно ищем того, чего нам не нужно. И от этого страдаем. А здесь у меня ничего лишнего! Поэтому я живу, так сказать, в гармонии с самим собой.
– Угу, угу, – опять сказал Лосик, но разъяснения сложным словам не получил.
– Ты, Федя, зря иронизируешь, – обратился Михайло Потапыч к Лосику, – вот, скажи мне, вы странствуете по свету на корабле, а можешь ли ты мне сказать: с какой такой сверхзадачей?
– Угу, – сказал Лосик.
– И с какой же, Федя, скажи? – не отставал от него медведь.
Лосик опустил рога долу и стал ковырять копытом земляной пол. Но на помощь Лосику пришел Верблюд.
– Мы познаем мир и помогаем нашему юному другу лучше его познать, – Верблюд указал копытом на Мишу, – это ли не есть благородная цель?
– А зачем? – разгорячился медведь. – Зачем его познавать?
– Простите, я не понимаю, к чему Вы клоните, – сказал Дрëма,
– вы отвергаете целесообразность познания?
– Нет, – ответил Потапыч, – познание я не отвергаю. Вот, например, я познаю, где мед найти, где малина растет – это знать нужно! А вы-то зачем по свету катаетесь?
– Учение – свет! – сказал Миша. – Нас этому в школе учат!
– И что? – спросил медведь. – Кого эта школа до добра довела? Ничего своими руками делать не умеют. Только на кнопки нажимать!
– Вы изволите говорить непедагогичные вещи в присутствии нашего юного друга! – сказал Верблюд.
– Почему? – удивился Потапыч. – Пусть тезка подумает, что он делает и зачем он делает. Познает самого себя, так сказать. Это важнее, чем знать какой пролив отделяет Европу от Африки.
– Вы говорите как дикарь! – неожиданно вмешалась в разговор Изольда. – Просвещение, наука – это возвышено и благородно.
– Дорогая… э-э.. как там Вас? – замялся медведь.
– Изольда, – услужливо подсказал Тигран Арамович.
– Дорогая Изольда, – вот, я вас вытащил из снежной пустыни, где Вы, простите, готовы были отбросить копыта, а теперь Вы сидите за моим столом, пьете мой чай и называете меня дикарем. А что же ваше просвещение не помогло Вам согреться? Ну и пели бы себе песни там, на ветру!
– Ах, как это недостойно, как это низко, попрекать меня куском хлеба! – вскричала Изольда.
– Это низко, – оскалил белоснежные зубы Лев Абрамович, – перед Вами артистка!
– Да, да, это подло и низко! – поддержал его Тигран Арамович.
– Дорогие зарубежные гости, – сказал Михайло Потапович, – дверь моей берлоги всегда открыта для друзей, но если вам тут низко, то вы можете подняться наверх, на улицу, там к утру как раз подморозило, минус десять градусов по Цельсию, не меньше. А Вам, любезный Тигран Арамович скажу, что поддакивать на морозе даже лучше – цена выше будет.
Лев Абрамович, Тигран Арамович и Изольда переглянулись и замолчали. Всем остальным тоже стало неудобно. Путешественники потупили глаза. Но вдруг молчаливый Тигран Арамович заговорил как-то очень тихо и очень отчетливо.
– Зачем Вы так говорите, любезный Михайло Потапович, зачем обижаете? Вы думаете: через океан на дырявом плоту плыть, в снегу мерзнуть, даму сердца охранять и лелеять - это все подхалимаж, это все за подачку можно делать, да? Но знаете ли Вы, дорогой Михайло Потапович, что такое честь, что такое любовь и что такое служение королевскому дому? Вы, конечно, думаете, это глупо, совсем глупо, помогать своему влюбленному сюзерену путешествовать по всему миру за его дамой сердца и при этом еще самому питать какие-то несбыточные надежды? Конечно, это глупо, еще как! Несравненно мудрее сушить грибы и расставлять по полкам малиновое варенье! Но есть такие глупые звери, которые не умеют жить по-другому, и им тоже должно быть место на земле.
Тигран Арамович замолчал. Повисла тяжелая пауза.
На помощь, как всегда, пришла мамаша Кларисса.
– Потапыч, чей-то и впрямь ты раскудахтался, как курица на насесте! Тоже мне, благодетель нашелся, сам погреться пустил, чаем попоил, лапшу на уши навесил, а теперь гостей попрекаешь да жизни учишь! Ишь-ты философ-гуманист нашелся, Жан Жак Руссо доморощенный.
– Угу, угу! – сказал Лосик.
Михайло Потапыч нахмурил брови, помолчал, а потом смущенно сказал:
– Прости меня, гости дорогие! Это, я, того, так сказать, ну, в целом, погорячился!.. В полемическом задоре, одним словом!.. Не принимайте близко к сердцу, короче! У меня и в мыслях не было, чтобы.… Ну, простите, если обидел, так сказать! Неправ был, в общем!
– Ладно, Потапыч, не мямли, – сказала Кларисса, – пусть тебе наука будет, думай впредь, что болтаешь, Цицерон из берлоги!
– Угу! – поддержал Клариссу Лосик.
Кларисса шепелявила, и поэтому у нее получилось не «Цицерон», а «Тсытсырон». Миша не удержался и прыснул со смеху. Сама Кларисса тоже мелко захихикала. Фрау Зихель заблеяла всхлипывающим смехом. Симон посмотрел на маму и радостно загукал. «Хее-хее-хее!» – заржала зебра. За ней гулко затрубили Лев Абрамович и Тигран Арамович. К ним свистящим смешком присоединился Заяц: «Тс-тс-тс». Волк захрипел, как будто его душил кашель. Лосик посмотрел по сторонам, сложил губки бантиком и сказал: «Хи-хи-хи». Михайло Потапыч растерянно оглядел смеющуюся компанию, а потом и сам закатился от хохота: «А-а-а-хах-хо-хах-хо».
С улицы донесся пароходный гудок. К общему веселью присоединился Бузон.
– Ладно, – сказал Потапыч, вытирая слезы мохнатой лапой, – давайте спать, утро вечера мудренее!
Глава 27. Полярные трюфели
Утро действительно оказалось мудреней. Ветер переменился на юго-западный. В лесу потеплело. Сквозь разрывы облаков проглядывало солнышко. С деревьев закапало. Можно было подумать, что наступила весна.
– У нас так бывает, – объяснил Потапыч, когда все выбрались из берлоги, – только спать заляжешь, а тут оттепель, вода в берлогу течет! Кошмар! Глобальное потепление, одним словом.
Но наши путешественники не были против потепления.
– Если такая погода продержится еще три дня, – сказал Волк, – то паруса подсохнут, и мы сможем уйти из бухты. Главное – скорей починить шпангоут.
При помощи медведя путешественники быстро отыскали то, что им было нужно, обломок старой сосны, не слишком большой, не слишком маленький, а главное – сухой.
– Это подойдет! – прохрипел Волк. – Только перочинным ножом тут не справишься, нужен инструмент!
– Что бы вы без меня делали, – проворчал Потапыч, – куда ж в путешествие без струмента?
Он достал из берлоги пилу, топор, рубанок, молоток и стамеску.
– Только вы уж поосторожнее, не сломайте, – предупредил медведь, – струмент–то у меня не казенный!
Миша под руководством Волка и Верблюда принялся за
работу. Остальные путешественники вынуждено отдыхали. Бузон глодал кору с соседних деревьев. Заяц и Симон скакали через сугробы и друг через друга, глубоко проваливаясь в снег. Симон гукал от удовольствия, а Заяц радостно смеялся: «Тс-тс-тс!»
Мамаша Кларисса наблюдала за их возней и время от времени кричала:
– Симончик, осторожнее, смотри, чтобы тебе зайчик руки не отдавил.
Но Симон не обращал на маму внимания.
Изольда разучивала новый романс, посвященный северной экспедиции.
– «Опять моя душа, разодранная в клочья, в таежный край влачится отдыхать…», – напевала зебра.
Лев Абрамович и Тигран Арамович с восторгом и затаив дыхание любовались на Изольду, не смея помешать творческому процессу.
Когда Симону надоело скакать через Зайца, он стал лепить снежки, залезать на сосны и оттуда осыпать снежными снарядами всех членов команды. Потом он обнаружил, что на сосне имеются и собственные боеприпасы. Скоро в друзей полетели уже не снежки, а огромные кедровые шишки.
– Поосторожнее, Симончик, – беспокоилась Кларисса, – ты либо свалишься, либо в глаз кому-нибудь угодишь!
К счастью никому в глаз Симон не угодил. Но одна шишка все-таки попала Потапычу немного ниже спины.
– Тише, ты, макака бесхвостая! – взревел медведь.– У меня
шкура не казенная, такую в магазине не купишь!
Мамаша Кларисса не посмела в открытую напасть на Потапыча.
– Мы не макаки, мы не макаки, – быстро проговорила она, – мы – высшие приматы, у нас развитый интеллект!
– Тогда скажи своему примату, чтобы мозги включил. Пусть смотрит, куда шишки кидает! – проворчал медведь.
Лосик не захотел оставаться под обстрелом. Он отошел в сторону и предался своему любимому занятию – стал раскапывать копытами снег. В раскопанную лунку он запускал свой мягкий нос, тщательно нюхал, громко фыркал и продолжал копать дальше.
– Смотрите, смотрите, что я нашел, – радостно делился с окружающими Лосик, – вот это черничный ягель, а это клюквенный ягель!
Свои находки Лосик сразу съедал. Никто не обращал на него внимания. Одна только фрау Зихель внимательно следила за Лосиком.
Копая копытами снег, Лосик постепенно удалялся от берлоги. Он оказался на небольшой опушке правильной прямоугольной формы. Эта опушка очень заинтересовала Лосика, он обнюхал ее с краю до края, а потом стал с удвоенной энергией раскапывать снег посередине.
Фрау Зихель залегла за кустами у края поляны и не сводила с Лосика глаз. Лосик выкопал большую ямку в снегу, сунул в нее нос, понюхал, громко фыркнул, но, очевидно, до своей цели не добрался. Он начал усиленно скрести копытом промерзшую землю. Потом он засунул морду в снег по самые глаза
вытащил зубами что-то серо-коричневое, отдаленно напоминающее свеклу или мороженую картофелину.
Лосик уселся на снег и стал тщательно обнюхивать свою находку. Овца оказалась тут как тут.
– Милый Лосик, – проблеяла фрау Зихель, – скажи овечке, что это ты тут выкопал?
– Не знаю, – ответил Лосик, – я забыл, что это такое, я только знаю, что это ягель, потому что его можно есть.
– Может это трюфельный ягель? – сладко продолжала Зихель. – Тебе он нравится?
– Да, – сказал Лосик, – наверное, это трюфельный ягель, надо пойти спросить у Верблюда, он все знает.
– Не-е-е надо спрашивать Верблюда, – проблеяла овца, – давай вместе поищем еще трюфельный ягель. Ты же меня угостишь этим ягелем?
– Хорошо, – сказал Лосик, – тут его много, целая поляна, я его чую.
– Милый, милый Лосик, – сказала фрау Зихель так нежно, как только могла, – давай ты мне покажешь, где копать полярные трюфели…, то есть трюфельный ягель, а я тебе помогу разгребать снег.
– Хорошо, – снова согласился Лосик, – вот смотри, копай здесь… – Лосик, отошел на шаг от первой ямки и принюхался,– потом здесь, – Лосик сдвинулся еще на один шаг, – потом,– … Лосик переместился ровно на такое же расстояние, – и здесь! – Невероятно, это же просто Клондайк, настоящее Эльдорадо! – прошептала овца.
– Угу, угу! – сказал Лосик и принялся рыть копытом следующую ямку.
К вечеру, когда стало темнеть, шпангоут был, наконец, готов. Миша снял шапку, вытер вспотевший лоб, и присел на остатки соснового ствола.
– Вот и чудесно! Сделал дело – кушай смело! – сказал Потапыч. – Теперь прошу всех к столу!
Миша огляделся вокруг и спросил:
– А где же Лосик?
Потом он еще раз огляделся и добавил:
– … И фрау Зихель? – Лосик, Лосик, фрау Зихель! – стали кричать путешественники.
Но ответа не последовало. – Потапыч, у тебя тут волки водятся? – обеспокоенно спросил Миша у медведя.
– Нет, волков тут почти не осталось, – ответил Потапыч, – хотя поблизости у меня есть парочка знакомых волков, но они к моей берлоге близко не подходят, и тем более моих гостей есть не станут. – Откуда они знают – кто твои гости, а кто нет! – не на шутку встревожился Миша. – Почему-то пропали два самых лакомых члена команды!
– Идем, – решительно сказал медведь, – идем на поиски! Вот тут следы на снегу. Вот лосиные, а вот овечьи. Все за мной! Вся компания выстроилась гуськом и поспешила за Потапычем в лес. Но путь оказался очень коротким.
Друзья вышли на соседнюю опушку и оторопели. Вся поляна была перекопана, словно экскаватором. На расстоянии полуметра друг от друга в снегу были видны одинаковые ямы.
Рядом с каждой ямой возвышалась куча грязного снега, присыпанного землей. Посередине поляны была сложена горка из каких-то серо-бурых корнеплодов. На дальнем краю опушки из двух соседних ям торчали филейные части Лосика и фрау Зихель. Овца радостно напевала:
– Сакраменто край богатый, золото гребут лопатой!.. Увидев эту картину, Потапыч взревел, как подстреленный, и сел задом прямо в снег.
– За что, за что, за что мне такое? – в отчаянии ревел медведь, выдирая неказенные клоки меха на голове. – Мой огород, моя брюква, полтора года трудов, все пропало! – выл медведь.
Этот рев был услышан Лосиком и овцой. Они вытащили испачканные морды из ямок и посмотрели в сторону остальных. – Вот, – победно крикнула овца, – вот сколько мы нашли полярных трюфелей, теперь мы миллионе-е-еры! Нет миллиарде-е-еры!
– Угу, – сказал Лосик, пытаясь очистить морду от комков налипшей земли. Дрëма опустился на снег рядом с медведем.
– O sancta simplicitas! – сказал он. – О, святая простота!
Глава 28. Прощание
Зайцу пришлось держать ответ в медвежьей берлоге, а Фрау Зихель лежала на медвежьем топчане с холодной повязкой на лбу.
Когда Медведь и Верблюд попытались ей объяснить, что полярных трюфелей не существует, она отказалась этому поверить.
– Вы лже-е-е-те, – блеяла она, – вы хотите увезти полярные трюфели бе-е-ез ме-е-е-ня, чтобы не делиться прибылью!
В конце концов, Заяц во всем признаться.
– Я пошутил, – сказал Заяц, – я только хотел, чтобы фрау Зихель не слишком жадничала. Вот я и придумал историю про полярные трюфели.
Узнав про его проделки, овца хлопнулась на снег без чувств, вскинув все четыре копыта к холодному северному небу. Ее поспешно отнесли в берлогу, где медведь полчаса отпаивал несчастную отваром из сосновых шишек.
В беспамятстве фрау Зихель бредила и звала полицию. Наконец она очнулась.
– Этому зайцу эта шутка с лап не сойде-е-ет, – сказала фрау Зихель, – как только мы вернемся домой, я сдам его в полицию за моше-е-е-нничество.
– Очень нужно мне возвращаться! – весело сказал Заяц. – Нет, обратно я не вернусь, я решил остаться здесь, с Михайло Потапычем.
– Да, пусть остается зайчишка, – сказал медведь, – пусть тут восполняет убыль поголовья.
– Угу, угу, – согласился с ним Лосик.
Решено было назначить отплытие на следующий день, пока море еще не затянуло льдом. Шпангоут был починен, паруса высохли, лед стаял с мачт и рей. Солнце выглядывало из-за туч, а свежий ветер пах весной.
– Триста тысяч погожих деньков мне по курсу, – прохрипел Волк, – чую, что такая погода долго не протянет. Пора рвать отсюда когти!
Наутро вещи и провизия были перевезены на «Мишкин ковчег». Потапыч подарил путешественникам половину всей выкопанной брюквы. Еще четверть он передал фрау Зихель в компенсацию за моральные страдания.
– Высадите эту брюкву по весне, – говорил медведь овце, – авось, прорастет! Все же, новая сельхозкультура у вас будет. Миллиардершей с ней не станете, но в хозяйстве сгодится.
– Спасибо, миле-е-е-йший Потапыч, – блеяла овца, – для бедной овцы хоть шерсти клок, и то пригодится. Все меня обманывают, все норовят за мой счет поживиться, один Вы мне что-то дали безвозме-е-е-здно!
– Чего уж там, – сказал медведь, – счастливого пути!
Потапыч и Заяц вышли провожать корабль. Все столпились на берегу.
– Ну, до свидания, Бузон, – сказал Потапыч.
– Может пободаемся на прощанье? – предложил Бузон.
– Нет, бодаться не будем, у меня бока не казенные, – ответил
медведь, – если хочешь, давай поборемся!
– Это как? – не понял Бузон.
Медведь взял бизона лапами за рога.
– Давай, чемпион, попробуй, вырви свои рога из моих лап.
Бизон рванул голову влево, затем вправо, но медведь крепко держал его за рога. Бузон дернулся назад, а затем бросился вперед, надеясь подбросить косолапого в воздух. Но Потапыч удержал его и придавил рогатую голову к земле. Бузон повернулся боком и постарался лягнуть медведя копытами, но тот отклонился в сторону и продолжал давить бизону на голову.
– Это не бодание, – промычал Бузон, – ты мне просто на мозги давишь!
– А они у тебя есть? – довольно ухмыльнулся Потапыч и немного ослабил хватку.
И напрасно. Бузон извернулся и кончиком хвоста хлестнул Потапыча по глазам. Медведь взревел от боли и на мгновение выпустил бизоньи рога из лап. Бузон вскочил и несильно поддел Потапыча рогами, так что тот отлетел в сторону на десять метров.
– Ну, хватит, хватит тут корриду показывать, – сказала мамаша Кларисса, – еще на прощание шкуры друг другу попортите, а они у вас не казенные.
Потапыч и Бузон остановились и обнялись.
– Здоров ты, брат! – уважительно сказал медведь, почесывая бок.
– А ты мощно давишь, косолапый! – ответил бизон.
Фрау Зихель прощалась с Зайцем.
– Жалко мне тебя, длинноухий, – блеяла овца, – пропадешь тут в глуши! Ладно, садись на корабль, так и быть, я тебя в полицию не сдам. Будешь у меня в огороде брюкву сажать.
– Не пропаду, – весело отвечал Заяц, – мы, зайцы, не лыком шиты, а уж с Потапычем у нас тут жизнь будет – раздолье. Никакие волки нам не страшны.
– Ладно, – проблеяла фрау Зихель, – передумаешь, приезжай!
– Ах, Заяц, Вы настоящий герой! – говорила зебра. – Остаться здесь, в зимнем лесу – это подвиг! Я посвящу Вам свой следующий романс.
– Да, ладно, зачем романс? – улыбался заяц. – Нам, зайцам, романсы не посвящают!
– Ну, тогда я посвящу вам стихи: «Раз-два-три-четыре-пять, вышел зайчик погулять…»
– Не надо, не надо! – забеспокоился заяц. – Лишняя слава мне ни к чему!
– Изольда, дорогая, зачем посвящать стихи какому-то зайцу, когда на свете есть царь зверей? – сказал Лев Абрамович.
– Да, да, зайцам слава ни к чему, – поддержал льва Тигран Арамович, – а вот крупным хищникам…
– Ах, оставьте вы свои нравоучения, – ответила Изольда, залезла в шлюпку и завернулась в плед, – у меня от них голова разболелась!
Лосик на прощание еще раз обнюхал Зайца и Потапыча.
– До свидания, – сказал Лосик, – я вас понюхал два раза, чтобы лучше запомнить и крепче подружиться. Потому что я буду
скучать по вас. Или по вам… я не знаю, как правильно, но я буду скучать!
– Глубокоуважаемый Михайло Потапыч, – вмешался в разговор Верблюд, – хочу отметить, что, несмотря на тот факт, что наши взгляды во многом расходятся, тем не менее, мне было приятно иметь общение с Вами. Кроме того, от имени нашего многочисленного коллектива, позвольте Вас поблагодарить за радушный прием и угощение!
– Да, ладно, – сказал Потапыч, – приезжайте к нам еще! Всегда, как говорится, буду рад.
Симон подошел к ним и обнял Зайца за плечи.
– Я бы тоже тут с тобой остался, мы бы еще в горелки поиграли, – шёпотом сказал молодой примат, – но мама ни за что не разрешит!
– Тебе тут нельзя оставаться, – ответил Заяц, – замерзнешь! Давай, плыви к своим бананам!
– Симончик, садись скорее в лодку, руки промочишь! – позвала сына мамаша Кларисса.
– Прощай, длинноухий! – сказал Симон.
– Прощай, четверорукий! – ответил Заяц.
– Отставить разговоры, все по шлюпкам! – прохрипел капитан Волк.
Все расселись по местам, и шлюпки отчалили от берега к кораблю. Через пять минут отъезжающие поднялись на борт «Мишкиного ковчега».
Медведь и Заяц стояли на берегу и махали им лапами.
Путешественники столпились на борту корабля и тоже
помахивали передними конечностями.
– До свидания! – прокричал с борта Миша, – не забывайте нас! Может, мы еще встретимся!
– Хорошие ребята эти медведь и заяц, правда? – спросил он Верблюда. – Здорово мы подружились!
– Ut ameris, amabilis esto! – глубокомысленно заключил Верблюд и перевел: – Чтобы тебя любили, будь достоин этой любви!
Ветер наполнил паруса. Набирая ход, «Мишкин ковчег» вышел из бухты и направился в открытое море.
– Устал я что-то от путешествий, – сказал Миша, стоя рядом с Волком у штурвала, – домой хочется!
– Мы же еще не завершили кругосветное плавание! – удивился Волк.
– Все равно, – сказал Миша, – я хочу назад, к маме!
– Ну, назад так назад! – прохрипел капитан. – Шесть румбов влево, по местам стоять!
– Надо еще развезти всех зверей по своим домам, – напомнил Миша.
– Зачем, по «своим» домам? – спросил капитан Волк. – Это дело долгое! Давай их к нам домой отвезем, пусть погостят немного!
– Правда, – сказал Миша, – давай отвезем их всех к нам домой, а уж потом – как захотят.
– Сто тысяч жареных селедок мне под килем! – прохрипел капитан Волк. – Полный вперед!
Послесловие
– Миша, что же ты тут устроил? – сказала мама, входя в комнату с мороза.– Игрушки разбросал, подушки скомкал, как тебе не стыдно? А зачем ты воткнул швабру в диван, она же грязная! А это что за тряпку ты на щетку повесил? Это же была твоя новая майка, во что она превратилась?! Быстро все убирай по местам и иди мыть руки! Будем ужинать!
Миша хотел все-все сразу же объяснить маме, но понял, что это займет очень много времени.
Корабль пришлось разбирать. Швабру и щетку Миша поставил на место в шкаф, майки бросил в ящик для грязного белья, а веревки смотал в клубок. Посуду и продукты Миша отнес на кухню, а часы, ножик, спички и компас положил на папин стол в кабинете. Всех зверей Миша рассадил на полке в детской. Теперь они стали обычными плюшевыми игрушками и Мише пришлось повозиться, чтобы они не валились друг на друга.
– Ну, что? – сказал Миша, обращаясь к своей бывшей команде. – Сказка окончилась?
– Данное предположение требует дополнительной верификации, – раздался знакомый голос откуда-то из угла.
– Угу, угу, – донеслось из другого.
И Миша пошел мыть руки.